Гарри Бардин: «Делай что должно, и будь что будет»

Интервью пронзительное. Большое. И не под каждым словом я готов подписаться. Тем не менее, – Ремарки «Слова» .

На титуле (в мобильной версии может не отображаться) – коллаж «Слова». Использован кадр из мультфильма «Болеро»

Гарри Бардин: «Узнав, что я за Израиль, таксист в Москве высадил меня из машины». Интервью

Нателла Болтянская

Гарри Бардин – режиссер-мультипликатор, лауреат множества международных премий, а также, что много важнее, – приличный человек. Список его публичных, открытых действий в России за последние 15 лет вполне тянет на обвинительное заключение по меркам нынешней власти. Его мультфильмы одинаково актуальны и для детей, и для взрослых. «Конфликт» 1983 года – это антивоенный манифест в буквальном смысле слова на спичках. «Гадкий утенок», из которого от Андерсена взят лишь факт превращения утенка в лебедя, по сути марш против ксенофобии (о которой Бардин знал в 2010 году больше, чем мы сегодня). «Болеро» 2017 года – о свободе и несвободе.

Сейчас Гарри Яковлевич снимает «Плач на все времена». «Это история еврейского народа, которую я хочу рассказать за семь с половиной минут», – сказал он в интервью «Деталям».

– Зачем?

– Во-первых, я еврей. И я между двух огней. Сегодня я киевлянин, а в Украине идет война, и я еврей, и в Израиле тоже война. И я на разрыве этих двух войн проживаю, доживаю свою жизнь.

Поневоле задаюсь вопросом: вроде бы я причислен к Богом избранному народу, да? Я по этому поводу ни высокомерия, ни гордыни по отношению к другим народам не испытываю, но: если этот Богом избранный народ был избран на честных выборах, когда Элла Памфилова (глава ЦИК РФ. – прим. «Деталей») еще не родилась, и можно доверять этим выборам, то – для чего избран этот народ? Для страданий? Для гибели в Освенциме? Чтобы стать жертвой?

Народ, рассеянный по всему миру, ненавидим повсюду. Когда антисемитизм поднял голову в просвещенной Европе, когда метастазы ползут в Америке. Еврею позволяют придумывать стихи, лекарства, делать сложные операции, играть на скрипке, дирижировать симфоническими оркестрами – и все равно ненавидят. Для меня это так же непостижимо, как православие, в котором поклоняются еврею Христу, но при этом ненавидят всех остальных евреев. Непостижимо.

– И как вы сейчас себя чувствуете в России со всем своим багажом еврея и носителя непатриотичных взглядов?

– Неуютно, поскольку я не могу реализовать 31-ю статью Конституции о свободе слова, свободе высказывания. Меня это тяготит. Я понимаю, что могут последовать санкции. Что, конечно, очень огорчает – но я, присвоив фразу Льва Толстого «не могу молчать», должен высказаться по этому поводу, поскольку чувствую себя не только гражданином России, но и гражданином мира. С некоторых пор для меня эта тема кровоточит. Я не могу пройти мимо этого. Я должен высказаться, чтобы до кого-то дошло.

– Есть ли у вас хоть слабая надежда на то, что картина на семь с половиной минут об истории евреев изменит энтропию в мире?

– Я не настолько наивен. Но, может, кто-то это воспримет? Обращаться в министерство культуры России с этой темой бессмысленно. Это я понимаю и собираю средства на проект у своих зрителей, сказав, о чем будет фильм. Не то чтобы посыпались деньги рекой, нет, но люди, которые придерживаются моих взглядов, – они что-то дают.

Гарри Бардин впервые обратился к краудфандингу в 2013 году после конфликта с министерством культуры РФ. Таким образом были собраны деньги на «Три мелодии», «Слушая Бетховена» (мультфильм попал в программу Каннского кинофестиваля), «Болеро», «Песочницу». Для «Плача на все времена» тоже ведется сбор средств.

– Мало того что денег могут не дать, но ведь как бы чего еще не вышло…

– А я не осторожен. На то, где я был осторожен, министерство культуры дало деньги. Это «Аве Мария», мой предпоследний фильм. Я думал им завершить свою режиссерскую карьеру и больше не снимать. Тем более что время пленки ушло, а я снимаю на пленку. Но тут стряслось 7 октября, и я понял, что не могу пройти мимо.

– Вы в каком-то интервью цитировали некоего телевизионного чиновника: «То, что вы делаете, для нас чересчур сложно. Наш зритель пьет пиво и чешет брюхо. Ему ваши эти изыски нафиг не нужны». У вас точно есть другой зритель?

– Слава богу, у меня есть зрители. И, когда выкладывают в YouTube мои картины, там появляются интересные комментарии. Как правило, это мои единомышленники, которые дают мне допинг. В спорте это запрещено, а мне очень даже нравится, когда меня подталкивают к новому поступку. Потому что фильм – это поступок. И я собираюсь совершить свой новый поступок. Я думаю, что даже не буду пытаться продавать этот фильм. Выложу в интернете, и пусть народ смотрит.

– Исходя из сегодняшних реалий, у вашего зрителя-единомышленника в России сейчас нет возможности чему-то сказать нет. Каково сейчас этому зрителю?

– Он сидит дома и в интернете, дистанционно работает, дистанционно общается. Отсеклась часть приятелей естественным путем – я не могу с ними общаться, есть запретные темы. А у друзей не может быть запретных тем. Я с этим не согласен.

Мир стал черно-белым. У меня, конечно, остался оазис – мой дом. Слава богу, у меня умная жена, разделяющая мои взгляды. Мы с ней по одну сторону. А вот со студией у меня был даже конфликт на фильме «Аве Мария». Вдруг посередине съемок я узнал, что мои сотрудники «за» – понятно за что. И я сказал: пошли вон. Тем, которые отчаянно кричали, что они любят Россию. Я говорю: я люблю Россию не меньше вас. Но не бездумно. Бездумно вы за дверью студии можете любить. «Вы что, меня выгоняете?» Я отвечаю: нет, я вас посылаю к такой-то матери.

И вслед за ними ушли все. Я им: а вы куда? Я вас не увольнял. «А мы как все». Я в ужасе: вы что, подписываетесь, что вы стадо? Но они молча положили ключи от студии и ушли. У меня был шок. Люди, с которыми я общался ежедневно!

– А шок-то почему? Вы сами про это в «Болеро» сказали.

– Но я же не знал, что это будет со мной в жизни происходить.

– Из вашего ближнего круга многие уехали?

– Осталась разве что Лия Ахеджакова, мы с ней перезванивались иногда. Достаточно много моих знакомых близких уехало – и Витя Шендерович, и Чулпан Хаматова…

– А вы почему там сидите? Вам же все понятно.

– У меня здесь семья. Сын со своим многочисленным семейством. С дочками им тронуться с места тяжело. Да и я не молод, чтобы менять место обитания.

– Будь вы в другой стране, и с этим фильмом было бы меньше проблем. Вам не пришлось бы опасаться получать деньги от зарубежного зрителя.

– Если припрет так, что дальше некуда, – придется уехать. Я, честно говоря, надеюсь на русское «авось», потому что такой ужас долго продолжаться не может. Я всегда рассчитываю на то, что Россия непредсказуема.

Хотя сейчас на многое дали отмашку «можно». Можно на камеру отрезать ухо и дать его пожевать бывшему владельцу этого уха. Талызиной можно произносить антисемитские речи. Может ли антисемитизм стать государственной идеологией? Все может быть. Скоро вернут смертную казнь… Да вообще, идет возврат в старое со свистом. Когда с Лавровым встречаются представители запрещенного в России «Талибана», рассказывают, что они женщин побивают камнями, а теперь будут публично убивать, и Лавров, министр иностранных дел, кивает головой – для меня это удивительно.

Во всем мире – кризис того, что мы принимали за толерантность, считая нормой жизни терпимость к другим высказываниям, другим религиям. Но Европа переборщила с толерантностью. Просачиваются идеи, очень заразительные своей простотой: во всем виноваты евреи. Одни отрицают Холокост, а другие считают, что 6 миллионов мало – можно еще. Вот это издержки толерантности.

– Из чего вы будете делать кино? Спички, веревки, гайки, пластилин, подручные предметы?

– Подручные предметы. Я не буду раскрывать сейчас все секреты, иначе будет неинтересно. Но я могу сказать про музыку. Это хор плененных евреев из оперы Джузеппе Верди «Навуходоносор» («Набукко»). Хор под руководством Льва Канторовича. Музыка потрясающая.

– Можете ли вы обыденно показать ужас? Помните, как Ахматову в очереди в «Кресты» спросили: «Вы можете это описать?»

– Когда-то ко мне обратилась Алла Гербер. Она собиралась создавать музей Холокоста. Нужен был креатив. И я придумал. Песочные часы, которые с открытием музея переворачиваются и сыплется песок. 6 миллионов погибших. И они сыплются из жерла песочных часов, и ровно в семь вечера последняя крупинка падает на дно, и дверь закрывается. Так, чтобы визуально увидеть эти 6 миллионов жизней.

– Но показанные в прямом эфире жуткие вещи, которые творили со своими жертвами хамасовцы 7 октября, никого в мире не впечатлили.

– Ну да. Потому что мы как бы созданы для жертвенности. Хотя на самом деле, когда люди этой маленькой страны, которая сделала оазис из пустыни и подвела под каждое растение воду, обороняются от враждебного мира, – это герои. Они доказали это не раз и сегодня доказывают. Я горжусь этой страной.

– Наверное, ни для кого не секрет, что Израиль проигрывает на поле публичной дипломатии уже очень много лет. Можно ли предположить, что «Плач на все времена» поможет?

– Я надеюсь, я надеюсь. Я вложусь в эту картину. Постараюсь сделать ее такой, чтобы цепляла.

– А не слишком ли вы горячо «топите» за Израиль? Есть мнение, будто профессионал должен быть холодным, как хирург.

– Ты профессионал, но ты и гражданин. Говорят, что мы [в России] не несем коллективной ответственности за то, что происходит в Украине – однако нет, несем. Я несу ответственность. Мне стыдно за то, что происходит, что убивают мирных граждан Украины, бомбят… Моя сестра год назад умерла, а я не смог в Киев приехать ее похоронить. Я звоню ее мужу, каждый раз одно и то же: «бомбили?» – спрашиваю. И это я про Киев, город моего детства и юности, на кладбище в котором лежат мои бабушки, дедушки, папа и мама. Кто бомбил? Россия. Я чувствую свою ответственность. Я в ответе за это. Хотя не я нажимал, не я отдавал приказы. Просто допустил.

 – Как вы считаете, когда наступила точка невозврата в России?

– Когда мы выбрали президента кагэбэшника. Психология другая, это другое устройство мира в голове. Черного кобеля не отмоешь добела.

– Вернемся к «Плачу на все времена». Есть ли то, что сегодня называют словом «месседж»?

– Есть. И я говорю о том, что Бога можно просить, молиться ему, но делать мир, изменять мир должны мы сами. Никто за нас это не сделает. Вот об этом и речь. Она, собственно, о сегодняшнем Израиле, который противостоит злу с оружием в руках.

Зло становится бытом. Я больше всего у Звягинцева люблю фильм «Елена». Когда человека убили и сели пить пиво с орешками, ничего не изменилось ни в их сознании, ни в восприятии мира. Звягинцев не взрывной режиссер, он прохладный. Андрей Смирнов возмущался: у тебя умирает герой в фильме, хоть бы за кадром собака завыла! Нет, не завыла. И это принцип. Обыденность зла, и мы привыкаем к этому злу. За два года войны в Украине Европа и Америка устали быть энтузиастами. И они предают Украину. Зеленский бьется в истерике – дайте боеприпасы! – а они не торопятся, потому что боятся. А вдруг (Путин) нажмет на кнопку и начнется третья мировая война? Они запуганы. И они предают на наших глазах.

– Собака не завоет, правда. И нам с вами это предстоит пережить.

– И мне удивительно, что Польша, казалось бы, должна понимать, что Украина – форпост для нее; что, если съедят Украину, примутся глодать Польшу. Но как-то не вызывает Украина сочувствия у Польши, что для меня удивительно. 

– Дети и внуки ваши в Москве? Что с ними будет?

– Здесь у меня две внучки. Что с ними будет, я не знаю. А что с моим сыном, я знаю: он не снимает – ему не дают (Павел Бардин – режиссер, сценарист и продюсер. – Прим. «Деталей»). А внук Яшка учится в Нэшвилле и получил приглашение в летнюю школу в Амстердамский университет.

– Вы говорили, что периодически ведете довольно жесткие споры с таксистами…

– Недели две назад я в такси ехал на киностудию и сказал об этом водителю, то ли таджику, то ли узбеку, я не знаю. Он говорит: «Что вы там делаете? Мультфильмы? А какие?» Я назвал «Летучий корабль». Он знал. Спрашивает: «А сейчас что делаете?» Я говорю: «Про Израиль». – «И что вы делаете про Израиль?» Я говорю: «Про события, которые происходят сейчас там». – «Вы что, за Израиль?» – «А как я могу быть не за Израиль, если я еврей?» – отвечаю. Он резко бьет по тормозам и говорит мне: «Выходи. Слушай, выходи!» Выкинул меня из такси где-то на неведомом перекрестке.

Но я должен без скромности сказать, что после интервью Кате Гордеевой меня люди останавливали на улице и благодарили, потому что они думают так же, как и я, – только им негде это высказать. А я высказал. И они меня благодарили за то, что не одиноки. И я понял, что это все не зря, не напрасно. Говорить об этом по возможности надо. Надо напомнить, что в 82 года бояться глупо.

– А продолжая достаточно откровенно говорить о вещах, о которых говорить небезопасно, вы не создаете ли у соотечественников ложную иллюзию безопасности?

– Нет. Делай что должно, и будь что будет. Я надеюсь, что все еще будет.

Нателла Болтянская, «Детали» 

Источник – сайт «Детали»