Кто ж его посадит

Ольга Пешнина

Кто ж его посадит… он же памятник!

Когда человечество научится считывать мысли, излучаемые памятником, оно несказанно удивится.

Лжи. Бесчестию. Издевкам мифологии. Гримасам человеческой морали. Оно много чему удивится. И призадумается. Ну — не так, чтобы воевать с мифологиями. Но, по крайней мере, так, чтобы признавать мифологию — мифологией. И прекратить уже ВРАТЬ.

…И когда ночь спустилась на этот огромный город, я сошел с пьедестала и…

НЕТ, я никуда не пошел, и Медного Всадника мне было изображать не перед кем. Я не знаю этот город.

Я его никогда не основывал.

Я никогда не крестил этих людей.

Мне вообще не знакомо все это.

Мне тут незнакомо все до последней былинки… Но — их князь несказанно порадовал меня.. Да. Потешил. Добрый у них князь!

Я сначала не понял, о ком это — » именно князь Владимир стал крестителем Руси, и именно он привёл народы к обретению веры и духовной опоры».

ОХ, хорошо излагает. Недаром бабуля Ольга старалась в Константинополе, недаром!

А потом я про себя такое узнал, что невольно подумал — не путают ли они меня с кем-то.

Воспоминания увели меня далеко- далеко… В захваченный Полоцк. Я вспомнил 12- летнюю Рогнеду, вспомнил, какое удовольствие я испытал… Не столько от наличия подо мной этой девчонки, сколь от того, что ее гонористые родители наблюдали весь процесс по моему велению. А когда я распорядился на глазах девчонки зарезать ее отца и братьев — я понял. Вот оно! Это именно то, что я люблю более всего…

Говорите, этому есть имя? Чего- чего? Садизм? Похоть? Извращение?

У меня есть этому мое имя — княжья власть!

И — как видно — не я один так считаю!

Но — видит Бог, или боги, мне не принципиально, я никогда не думал, что это будет так цениться столько веков спустя…

Когда я насиловал беременную жену брата моего Ярополка, еще того национал-предателя, я уже твердо знал. Максимальная радость — это чтобы на глазах самого Ярополка. А потом его порешить. Тоже — у нее на глазах. У женки, то бишь! Вот это — ОНО и есть. Счастье. Но — я где-то немного стеснялся. Ну — себя… в самой глубине. Кто ж мог знать, что я стану образчиком » высокой духовности.» Не стеснялся бы…

Когда я придумал свои «похотные дворы», куда сгоняли для меня не только девиц, но и жен со всех окрестных слобод, — Берестов, Вышеград и Белгород рыдали и тихо проклинали меня… Вместе со всеми 800 тетками и их родней. Кто ж мог знать, что это так будет высоко оценено в том самом странном обществе, что я ни разу не крестил, но столь вознесен им…

Как он сказал? Князь-то их?

«Новый памятник — дань уважения нашему выдающемуся предку. Особо почитаемому святому, государственному деятелю и воину, духовному основателю государства Российского».

Я, конечно, не в курсе, что это такое, «государство Российское» — но рад… Да. Рад и польщен вельми! А вот то, что я — «духовный основатель» — занятно это, да.. Подумаю на досуге. Досуга у меня теперь много…

Я помню, как крестил новгородский люд! О!!! Это было за счастье! Огнем и мечом… А до того — шантаж и подкуп. Ох, и хорошо крестил! Отвел душу.

Да и что такое «крестить» — я понимал не очень-то. Ибо не знал этих бесовских языков- греческого и латыни. Следовательно, Остромирово евангелие читать не мог никак. Но — пересказывали мне эти сказки византийские попы. А я слушал токмо обещания ради, излечить меня в Константинополе от телесной напасти, к слепоте ведущей…

Как там их поп в богатой золотой рясе сказал, когда открывал меня в этом странном городе?

О!!!

«Памятник князю Владимиру — это символ единства всех народов, отцом которых он является. А это народы исторической Руси, ныне проживающие в границах многих государств. Памятник отцу может быть везде, где живут его дети, в этом нет никакого противоречия, но плохо, если дети забывают, что у них один отец».

Этда… Бастардов (слово красивое. Импортозамещенное. Настолько лучше «ублюдков», что я его, пожалуй, заберу себе) у меня немеряно по городам и весям Руси раскидано. Но, чтоб в этом вот городе? Это вряд ли.

Но — нравятся они мне! Нравятся!

Хм… а ведь я свои подвиги никогда и не скрывал-то. НИ разу.

Мне просто плевать было, что чернь об этом подумает, не холопам и смердам судить меня. Потом — знаю, прямым текстом в летописях возводили на меня хулу… ироды.
НО. Я никогда не думал, что жизнь моя (О, Житие мое) — так возвеличена будет незнакомым мне северным народом и князем его.

Я ведь никогда не скрывал, что новая религия просто помогала мне быстрее и эффективнее добиваться того, чего трудно стало добиваться с нашими Перунами. Рабского послушания.«…Постави кумиры на холму вне двора теремного: Перуна древяна, а главе его сребрену, а ус злат, и Хорса, и Дажьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокош», — это же летопись честно обо мне рассказывает.

Может — не читали они той летописи-то?

А может, они и былин-то про меня, Красно Солнышко, не читали?

Мне эти былины уже в посмертии показаны были. Ну и прошлись они по мне. Алкоголик, завистник, жадина неблагодарная.. Что, в общем, было недалеко от истины.

Ах, какой народ!
Ах, какой князь!
Ах, какой поп! Уважили… Вот уж уважили, так уважили!

Когда розовый лепесток рассвета прикоснулся к гранитному постаменту, памятник уже был как памятник. Но — если были такие, кто внимательно всматривался в черты никому «в странной стране» неизвестного лица, — он мог бы заметить, что лицо памятника освещает улыбка. Хитрая. Довольная. Издевательская.

И с каждым днем улыбка становится все более и более хитрой.

Источник – ОК

В комментариях хорошо подметили: «В Москве теперь сидит Владимир, лежит Владимир и стоит Владимир».