Враг государства

Враг государства. Как ветерана МВД из Крыма стали считать в России экстремистом

Феодосиец Сулейман Кадыров рассказал Фокусу о том, как мало нужно, чтобы ФСБ назвала тебя врагом государства, как чекисты подсаживают проукраинских крымчан на крючок, о чём беспокоятся его бывшие коллеги, которые стали служить россиянам, и почему, несмотря ни на что, из Крыма нельзя уезжать

Алексей Батурин

Сулейман Кадыров — человек в Феодосии известный: 20 лет он проработал в правоохранительных органах. Как и многие другие крымские татары, Кадыров родился и вырос в Узбекистане, куда были депортированы его родители.

В юности учился в Рязани в Высшей школе МВД СССР, получил направление в УВД Куйбышева, как тогда называлась Самара. Когда крымские татары стали возвращаться на полуостров, руководство МВД стало искать по всем регионам Союза сотрудников этой национальности, которые знают язык и традиции народа, предлагали им возглавить различные структуры в Крыму. Кадыров всегда мечтал жить на полуострове, поэтому с радостью согласился на перевод.

В Феодосии работал на руководящих должностях городского отдела милиции, затем в транспортной милиции в Днепропетровске и в Симферополе, после — в феодосийской налоговой милиции. Из-за проблем со здоровьем в 2010 году уволился из органов в звании подполковника, был избран в городской Меджлис, занялся общественной и правозащитной работой. После аннексии Крыма в богатой биографии Кадырова появились новые пункты: с осени 2016 года он подследственный, с весны 2017-го в российском «Перечне террористов и экстремистов» значится под номером 3198.

Намёк

Сулейман-ага — худощавый седой мужчина — ведёт меня в свой уютный тенистый дворик, усаживает за стол на веранде у летней кухни, где на стене висит большой крымскотатарский флаг, угощает кофе и рассказывает о том, как в Крыму становятся «экстремистами».  

— Сразу после оккупации в Крыму создали Комитет по защите прав крымскотатарского народа. Его возглавили правозащитники Эскендер Бариев, Синавер Кадыров, Абмеджит Сулейманов, — говорит Кадыров. — Тревожные симптомы проявились быстро. Титушки нам мешали проводить конференции, зелёнкой нас обливали. Но мы работали, писали резолюции в различные правозащитные организации, в ООН.

В 2014 году Кадыров часто выезжал на материк, участвовал в конференциях, семинарах правозащитной тематики. Помогал крымчанам в получении украинских документов — загранпаспортов, свидетельств о рождении, вклеивании фото в паспорта. Кроме этого Кадыров является делегатом Всемирного конгресса крымских татар, который проводился в Турции, ездил и туда.

В Крыму теперь есть террористы и экстремисты. Первые — ретивые мусульмане, которых подозревают в участии в деятельности исламской партии «Хизб ут-Тахрир». Вторые — люди, которые не признают права России на Крым

Своей деятельностью намозолил глаза ФСБ. При пересечении административной границы его каждый раз стали задерживать на два-три часа.

— Фотографировали меня, спрашивали, куда еду, с какой целью, имею ли отношение к «Правому сектору», кого знаю из так называемых экстремистов — Рефата Чубарова, Эскендера Бариева. Дебильные вопросы задавали, потом отпускали», — вспоминает Кадыров.

Во время очередной поездки в ноябре 2015 года он почувствовал, что стоит ждать неприятностей. На въезде в Крым его традиционно продержали пару часов, но при этом не задавали никаких вопросов, только тщательно обыскали машину. В два часа ночи приехал домой. В 6:30 в дом ворвались 15 человек с автоматами, поставили хозяина в раскорячку возле стены. Пробовал увещевать чекистов: «Убери ствол, у нас в уголовном розыске так принято: достал пушку, стреляй», — улыбается Сулейман-ага. — Показали мне постановление на проведение обыска с такой формулировкой: я подозреваюсь в поддержке экстремистской деятельности организатора блокады Крыма Ленура Ислямова. При обыске, кстати, присутствовал бывший сотрудник СБУ, перешедший в ФСБ. Говорю ему: «Саня, ты что здесь делаешь?» Он глаза прячет».

В тот раз сотрудники ФСБ не нашли ничего противозаконного, извинились и ушли. Кадыров понимал, что обыск был намёком — лучше не высовывайся. Проигнорировал его, опять начал выезжать на материк, но реже — раз в два-три месяца. Летом 2016 года заметил, что компьютер стал постоянно зависать, предполагал, что ФСБ снимает скриншоты. Его «пасли», какие-то странные люди пытались пробраться в дом под разными предлогами. По этому поводу не переживал: прятать нечего.

«Их бояться нельзя»

— 5 октября 2016 года, ко Дню уголовного розыска, эфэсбэшники сделали мне «подарок»: приехали со вторым обыском. На этот раз у них было постановление на осмотр помещения, а не обыск, но они не обращали внимания на такие мелочи, нарушений была масса, — рассказывает Кадыров. — Понятыми были два алкаша. А в это время за воротами уже стали люди собираться. У нас есть экстренные способы связи на такие случаи: проходит буквально пять-десять минут, и люди подтягиваются. У меня шёл обыск, а об этом уже говорили в Верховной Раде.

На этот раз «гости» сразу обратили внимание на ноутбук. В протоколе чекисты указали, что изучали его содержимое и осматривали дом в течение получаса — с 8:00 до 8:30, после уехали. На самом деле обыск длился до 11:00, всё это время компьютер находился у сотрудников ФСБ.

— Что они там с ним делали, не знаю, но вскоре один из них сказал: «О, нашли». На YouТube-канале некоего Демьяна Демьянченко был опубликован сюжет об оказании помощи батальону «Аскер». Под видео я якобы написал в комментарии, что Крым — это Украина, и поблагодарил создателя ролика. Но я не помню, чтобы писал это, хотя и не скрываю свою позицию: Крым — украинский, — Сулейман-ага закуривает сигарету. — У них было достаточно времени, чтобы там что-то написать от моего имени. Тогда я сказал, что ничего подписывать не буду, в осмотре принимать участие не собираюсь, сел в кресло и просидел так, пока они не ушли».

Спустя два дня возбудили уголовное дело по ч.2 ст. 280.1 УК РФ — «Публичные призывы к осуществлению действий, направленных на нарушение территориальной целостности Российской Федерации». В Уголовный кодекс её внесли сразу после аннексии. Помимо Кадырова по этой статье обвиняют журналиста Николая Семену и зампреда Меджлиса Ильми Умерова.

— Это пробный шар, россияне изучают реакцию. Хорошо, что нарвались на крепких людей, которые не собираются поднимать лапки кверху. Теперь весь мир гудит, плохо у них получается, — улыбается Сулейман-ага.

С ним поступили стандартно: сначала провели лингвистическую экспертизу, которая, к удивлению Кадырова, не обнаружила «сепаратистских» призывов. Его адвокаты написали ходатайство с просьбой закрыть дело, но следователь назначил психолингвистическую экспертизу, выводы которой совпали с первой. Следствие несколько раз продлевали, менялись следователи, а Сулейман-ага, всё так же не считая необходимым беречься, продолжал общественную деятельность.

В апреле 2017 года перестала работать его банковская карта, на которую приходила пенсия. В банке РНКБ пояснили, что карта заблокирована, потому что Кадырова внесли в список экстремистов.

— В Крыму теперь есть террористы и экстремисты, — поясняет он. — Первые — ретивые мусульмане: как правило, претензии возникают к людям, которых подозревают в участии в деятельности исламской партии «Хизб ут-Тахрир». Вторые — люди, которые считают, что Россия нарушает нормы международного законодательства и не признают её прав на Крым.

18 мая в годовщину депортации Сулейман-ага вместе с семьёй возложил цветы к памятнику депортированным крымским татарам. Его участие в траурном мероприятии расценили как несанкционированный митинг, пришлось пререкаться с полицейскими. Те, понимая, что запрещать людям чтить память предков, мягко говоря, неэтично, говорили, что всем командуют сотрудники ФСБ. Это удивляет Кадырова: «Традиционно менты были в контрах с чекистами, а теперь беспрекословно им подчиняются». Через три дня его вызвали на очередную экспертизу — психиатрическую.

Следствие по его делу заканчивается, суд, скорее всего, состоится осенью. Статья предусматривает до пяти лет лишения свободы, минимальное наказание — условный срок.

— У них в законодательстве есть такая фишка: если ты совершишь какое-то административное правонарушение, тебе срок сделают реальным. На крючок подсаживают, чтобы активные патриоты испугались и сидели тихо, — улыбается Сулейман-ага и бодро восклицает: — Ничего, в суде повоюем, их бояться нельзя. Мне сказали, что суд будет, возможно, в Феодосии. Это хорошо, пусть местные жители приходят, послушают. Объясняешь им и чекистам, что помимо Будапештского меморандума было ещё два документа, гарантировавших территориальную целостность Украины, один из которых сам Путин подписывал. Им не нравится это слышать.

«Нельзя уезжать»

С приходом россиян положение крымских татар на полуострове изменилось. Теперь, когда Меджлис крымскотатарского народа признан в России экстремистской организацией, можно нарваться на неприятности даже из-за публичного упоминания этой структуры. Самое лёгкое наказание — штраф. Так недавно произошло в Советском районе, где на 2 тыс. рублей оштрафовали председателя регионального Меджлиса за поздравление от его имени Мустафы Джемилева.

Впрочем, запугивания не приводят к желаемому россиянами результату, наоборот, народ всё больше сплачивается, но при этом не радикализируется, традиционно прибегая к методам ненасильственного сопротивления.

— В нас, крымских татарах, в тяжёлое время проявляется прекрасное чувство солидарности. Я постоянно посещаю судебные заседания по делам наших политзаключённых Николая Семены, Ахтема Чийгоза, Ильми Умерова. В первое время, в 2015-м, на суды приезжали только активисты, а сейчас едут очень многие, поддержка политзаключённых усилилась, её не боятся демонстрировать», — говорит Кадыров.

Он достаёт ноутбук. Камера заклеена: «Я теперь научен, теперь даже скайп у меня не установлен». Включает ролик, который в июне сняли ко Дню крымскотатарского флага. Дети в национальной одежде стоят у дорожных знаков с названиями населённых пунктов. В их руках плакаты с крымскотатарскими названиями: Приморский — Хафуз, Ближнее — Байбуга, Насыпное — Насыпкой, Щебетовка — Отуз.

— Это тоже политика, — говорит Кадыров. — Сейчас в Украине много говорят о крымскотатарской национальной автономии. Сторонники России, конечно, против неё, но все проукраинские крымчане разных национальностей считают, что если бы её создали ещё в 1991 году, оккупации бы не было.

При этом он отмечает, что даже в сознании тех крымчан, которые радовались аннексии, происходят изменения. Россией они уже наелись, но пока боятся «бандеровцев». Чтобы снять их страхи, необходимо принять закон о коллаборационизме, где было бы чётко расписано, кому что грозит.

— Я много общаюсь с сотрудниками правоохранительных структур, которые стали служить России. Они часто спрашивают, что с ними будет, если Украина вернётся, они об этом уже думают, — приводит пример Сулейман-ага. — Я говорю, что простого опера или участкового наказание не коснётся, ведь нужно поддерживать порядок в городе. Самое главное — не участвовать вместе с сотрудниками ФСБ в политических преследованиях. Этот закон необходим, чтобы живущие здесь люди прочитали его и не боялись Украины.

Кадыров не может уехать из Крыма, этому мешает статус «экстремиста». Да он и не хочет уезжать.

— В Феодосию пригнали много российских военных, мы своих детей не можем в детсады устроить. Но люди говорят, что нужно жить в Крыму, — заявляет он, ставя на стол тарелку с крупной чёрной шелковицей и предлагая угоститься. — И это правильно, проукраинским татарам, русским, украинцам нужно оставаться здесь, ведь на их место гонят «варягов» с материковой части России.

Мы ещё долго разговариваем. Сулейман Кадыров рассказывает, как изменилась за три года Феодосия, зачем россияне нагоняют тревогу, развешивая везде плакаты «если вас захватили в заложники» и как по-идиотски выглядит рамка металлоискателя на входе в вокзал, в то время как к зданию можно без проблем подойти со стороны моря. Он откровенен, даёт хлёсткие жёсткие оценки, иногда предупреждает, что этого лучше не писать — не стоит давать следователю повод ещё к чему-нибудь прикопаться. Когда прощаемся, просит передать приветы «всем нашим».

Уже в Киеве я узнаю, что спустя несколько дней после нашей встречи Кадырова в очередной раз вызывали на допрос в ФСБ. Следователь собирался допросить его о деятельности Меджлиса, но Сулейман-ага отказался отвечать на вопросы.

Источник – «ФОКУС»