Задеть за больное

Задеть за больное место. О чем Путин договаривался в Анкаре

Александр Гостев

Двухдневный визит Владимира Путина в Анкару, где он встречался с турецким президентом Реджепом Эродганом, а также президентом Ирана Хасаном Роухани, ознаменовался рядом громких общих заявлений, касающихся ситуации в Сирии, а также подтверждением нескольких договоренностей Москвы с Анкарой и Тегераном. Возможно ли воспринимать теперь лидеров России, Турции и Ирана как хотя бы временных союзников – при том, что они явно преследуют совершенно разные цели и не очень доверяют друг другу?

Россия, Турция и Иран не допустят территориального раздела Сирии, «несмотря на усилия противников». Об этом по итогам трехстороннего саммита в Анкаре, в основном посвященного продолжению так называемого «астанинского процесса», заявили президенты России, Турции и Ирана. По словам Хасана Роухани, которому не возразили ни Путин, ни Эрдоган, противниками мира на Ближнем Востоке в первую очередь являются американцы и израильтяне, которые «хотят, чтобы регионом управляли террористы».

Владимир Путин, неоднократно ранее заявлявший о полной победе в Сирии над группировкой «Исламское государство», в свою очередь, подчеркнул, что, по информации российских спецслужб, в ближайшее время неназванные им некие иные террористы планируют устроить в Сирии провокации с использованием химического оружия. Именно необходимостью борьбы с радикальными исламскими террористами Путин обосновывал участие РФ в сирийском конфликте. Президент России трижды заявлял о выводе российских войск из Сирии, где за два с половиной года боев, только по официальным данным, погибли более сорока российских солдат и офицеров.

Иран, Турция и Россия, все глубже вовлеченные в семилетнюю войну в Сирии, пытаются сотрудничать в создании там так называемых «зон деэскалации» для сокращения масштабов боевых действий. Причем Москва и Тегеран все еще выступают за сохранение власти сирийского президента Башара Асада, в то время как Анкара все активнее поддерживает некоторые группы вооруженной оппозиции, стремящихся его свергнуть. Путин, Эрдоган и Роухани были инициаторами серии переговоров по Сирии в столице Казахстана Астане, которые, по их мнению, являются лучшей параллельной альтернативой мирным переговорам, проводимым под эгидой ООН в Женеве.

4 апреля, в первую годовщину химической атаки на сирийский город Хан-Шейхун – и в день переговоров Путина, Эрдогана и Роухани – США, Германия, Франция и Великобритания возложили ответственность за применение химоружия в Сирии на режим Башара Асада и Москву. Главы Госдепа и МИДов ведущих стран Европы обвиняют Россию в невыполнении обязательств, взятых на себя в 2013 году, когда Москва пообещала добиться от Дамаска полного уничтожения химоружия.

В тот же день, 4 апреля, прозвучали и слова президента США Дональда Трампа, на заседании Совета национальной безопасности подтвердившего намерение сохранить военное присутствие США в Сирии на более долгий срок. До этого Трамп заявил, что хотел бы вывести американских военных из Сирии, но был немедленно раскритикован за это своими советниками. Пока США занимаются усилением своих позиций на севере Сирии – в частности, вокруг города Манбидж, в регионе, контролируемом сирийскими курдами, началось строительство двух американских военных баз.

С конца января на севере Сирии проходит турецкая военная операция против курдских формирований под названием «Оливковая ветвь», одной из целей которой заявлено взятие Манбиджа. Анкара призвала Вашингтон вывести своих военных оттуда, однако США данное пожелание Турции просто проигнорировали. Курдские отряды все так же воюют в коалиции под командованием США против радикальных джихадистов.

В Анкаре Владимир Путин, Реджеп Эрдоган и Хасан Роухани обсуждали не только сирийскую войну и свои отношения с Вашингтоном, хотя это и стало безусловной главной темой встречи. Российский и турецкий президенты договорились, например, об ускоренной поставке в Турцию российских зенитных ракетных комплексов С-400 – уже в октябре 2019 года, а не в 2020 году, как планировалось ранее. При этом Путин подтвердил, что для передачи Турции, одному из основных членов Союза НАТО, и самой технологии производства и управления этими комплексами (о чем ранее немало дискутировали и в Москве, и в Анкаре) не существует «никаких ограничений военно-политического характера». Турция – второй, после Китая, иностранный покупатель российских ЗРК С-400.

Кроме того, Путин и Эрдоган дали символический старт началу строительства в Турции при участии «Росатома» АЭС «Аккую», первый реактор которой должен быть запущен в 2023 году. На АЭС «Аккую» всего должны быть четыре энергоблока, оснащенных российскими реакторными установками поколения «3+», соответствующими, как утверждает руководство «Росатома», высочайшим стандартам безопасности. Москва инвестирует в этот проект около 22 миллиардов долларов.

О подоплеке всех заявлений и договоренностей президентов трех стран и о перспективах сирийской войны в интервью Радио Свобода рассуждает политолог-востоковед, старший преподаватель департамента политической науки Высшей школы экономики в Москве

Леонид Исаев [клик по фото запустит воспроизведение аудиозаписи этого интервью — «Слово»]:

​– Путин, Эрдоган и Роухани – это не союзники, а почти не доверяющие друг другу самостоятельные игроки в мировой политике, чьи интересы вдруг временно совпали. Вы согласны с такой оценкой?

– Абсолютно точно! Именно так этот треугольник Россия-Иран-Турция и нужно интерпретировать. «Астанинский процесс», который запустила эта тройка, нацелен не на то, чтобы решать проблемы Сирии, а на то, чтобы соблюдать интересы и выгоды этих трех стран — потративших уже много финансов и других ресурсов на участие в этом конфликте. У этой тройки абсолютно корыстные цели. Конечно, в Анкаре обсуждались прежде всего вопросы, которые до сих пор в рамках Астаны решить не удается. Например, зоны деэскалации – единственное «достижение», если можно так сказать, «астанинского процесса». Которое не работает! Потому что зоны деэскалации в Идлибе и восточной Гуте не привели к снижению боев, а на юге Сирии и в Хомсе активных боевых действий мы не наблюдаем просто потому, что эту проблему удалось решить еще до появления этих зоны.

И второй вопрос – что политический процесс в Сирии нужно каким-то образом реанимировать. Тройка Путин-Эрдоган-Роухани еще перед конгрессом в Сочи приняла решение о создании комиссии по обсуждению будущей конституции Сирии, но до сих пор даже эта комиссия не создана. Все, в общем-то, указывает на недееспособность этих трех президентов, как в военном, так и в политическом плане, если мы говорим о сирийской войне и их участии.

– Москва и Тегеран мечтают сохранить Башара Асада у власти, в обоих случаях имея на то свои причины, а Анкара – нет. Ей в Сирии, конечно, важнее нерешаемая курдская проблема, в любом случае. Неужели эти трое всерьез надеются хоть как-то распутать этот клубок – так, чтобы все остались, как минимум, не недовольны?

– Было бы преувеличением говорить, что Москва сегодня ставит своей целью сохранение в Дамаске нынешней власти. У Москвы в отношении Сирии гораздо более глобальные задачи. Сам по себе альянс России, Турции и Ирана по Сирии во многом стал возможен благодаря тому, что отношения между Анкарой и Западом, между Анкарой и Вашингтоном в первую очередь, заметно ухудшились. И Москва, и Тегеран сейчас боятся того, что в какой-то момент времени Анкара может совершить такой медленный обратный дрейф в сторону Вашингтона. Особенно учитывая факт того, что новый государственный секретарь США Майк Помпео (его еще должен утвердить Сенат) неоднократно уже высказывался за то, что необходимо американо-турецкие отношения нормализовать как можно скорее.

Альянс России, Турции и Ирана по Сирии стал возможен благодаря тому, что отношения между Анкарой и Вашингтоном заметно ухудшились

​– Тогда странные заявления Дональда Трампа, в последнюю неделю звучащие, что США в военном плане хотят в скорой перспективе уйти из Сирии, это подарок Путину, Роухани, Эрдогану?

– Но потом Трамп сказал совершенно другое! Американское руководство за последний год сделало огромное количество противоречащих друг другу заявлений по Сирии, но я не стал бы на них особое внимание акцентировать. Эти заявления используются для реализации внутриполитических целей. Трамп ведь обещал в предвыборной кампании, что будет способствовать тому, чтобы США старались не принимать участия в дорогостоящих конфликтах далеко от своих границ США. Он еще раз подтвердил, что этому обещанию верен. Но есть масса «но» в политической системе США, которые не дают все решить так, как Трампу бы хотелось.

– Трамп же в инаугурационной речи говорил еще и то, что он все свои силы, и все свое президентство, посвятит тому, чтобы уничтожить группировку «Исламское государство».

– И это он сделал. Ведь группировки «Исламское государство» уже фактически не существует, здесь американцы никого не обманули. США действительно внесли решающий, с моей точки зрения, вклад в ликвидацию ИГИЛ, как на территории Сирии, так и на территории Ирака.

– Только вот Владимир Путин в Анкаре еще раз подчеркнул, что лишь совместные усилия России, Ирана и отчасти Турции позволили одолеть радикальных исламистов, и что львиная доля этого успеха – это заслуга Москвы.

– Подчас мне кажется, что Путин и его окружение сами себе, заявляя об этом, не верят. Россия, Турция и Иран не осуществляли военных действий на территории Ирака, где находилась достаточно внушительная часть сил «Исламского государства». И город Мосул имел гораздо более важное, символическое значение для джихадистов, нежели Ракка и все прочие деревушки на территории Сирии. Освобождение Мосула, города-миллионника сыграло очень важную роль в ликвидации ИГИЛ. Да и их политическая столица в Сирии, Ракка, тоже была взята без участия России, Ирана и Турции. В общем-то, все, чем в Кремле могут похвастаться, это Пальмира, которую при участии российских военнослужащих уже дважды освободили, и сражение под Дэйр-эз-Зором, и в общем-то, это все. Россия присоединилась к операции против «Исламского государства» на завершающей фазе, по этому поводу у мирового сообщества никаких сомнений не существует.

​– Путин сейчас опять много говорил об окончательном разгроме террористов в Сирии. При этом такая цитата из его речи: «Террористы в Сирии готовят провокации с применением химического оружия в ближайшее время». Ясно, раз «Исламское государство» разгромлено, что он подразумевает антиасадовскую оппозицию, разнообразную и многочисленную. Чего он так боится?

– Я бы прежде обратил внимание еще на другой факт. На то, что лидеры России, Турции и Ирана в рамках этой встречи сделали огромное количество голословных, популистских заявлений. Это свидетельствует о том, что толком им договориться ни о чем не удалось. Поэтому и пришлось обратиться к таким обобщающим фразам. Что касается химического оружия, здесь есть попытка оправдать действия Дамаска, который не остановится в своей стратегии отвоевывания, пусть медленно, но верно, сирийских территорий. И для всех очевидно, что восточная Гута – это не конец, и за ней последуют другие анклавы, в которых сосредоточена оппозиция. Соответственно, единственный способ оправдать подобные будущие действия Дамаска – это заранее обвинить оппозицию в том, что она не выполняет условия режима тишины, она не выполняет договоренности, нарушает законы войны. Показать, что у Дамаска нет иного выбора, кроме как продолжать военную операцию. Потому что в противном случае за все действия Дамаска, как, например, те, которые происходят в восточной Гуте, ответственность приходится нести Москве. Россия – главный гарант в глазах мирового сообщества соблюдения Дамаском хоть каких-то договоренностей.

Лидеры России, Турции и Ирана в рамках этой встречи сделали огромное количество голословных, популистских заявлений

​– Хасан Роухани, который сидел рядом с Путиным на пресс-конференции, сказал, цитата: «Противники региона планировали разделить Сирию, но им это не удается. И мы этого не допустим». И среди этих противников президент Ирана, понятно, назвал американцев и израильтян, которые, по его словам, «хотели, чтобы всем Ближним Востоком управляли террористы». Но это лишь звучит смешно. А ведь он говорит это, сидя рядом не только с Путиным, но и с Эрдоганом, лидером государства, остающегося крупнейшим союзником США внутри НАТО.

– Учитывая нынешний уровень отношений между Турцией и США, я не вижу никаких причин, почему Эрдогана это должно злить. Напротив, у Эрдогана в последнее время лишь крепнет абсолютно антиамериканская риторика. Но между этими странами, Турцией, Ираном и Россией, существуют серьезные противоречия, и не надо думать, что встречи этих трех лидеров проходят в благожелательной обстановке. Я более чем уверен, что между Путиным, Эрдоганом и Роухани возникает масса споров, потому что по многим вопросам договориться они не могут и не смогут в принципе. Мы с вами видим и слышим лишь то, что нам говорят и показывают. А что происходит за закрытыми дверьми? Я думаю, обстановка на этих их переговорах всегда накаленная.

– В Вашингтоне, по-моему, я не говорю персонально о Дональде Трампе, с ужасом должны были бы их слушать и смотреть на то, как они сидят и, весело улыбаясь, повторяют схожие фразы. Но этого не происходит.

– Если я правильно понимаю политику турок в отношении американцев, то она целенаправленно такая. Потому что посредством подобных действий и фраз они пытаются вызвать в Вашингтоне не что иное, как ревность. Анкара постоянно пытается Вашингтон задеть за больное место, в том числе с помощью Москвы. Другое дело, что не всегда это получается. И вот когда в Вашингтоне на это не обращают внимания, это, наверное, сильнее всего Анкару и злит.

Реджеп Эрдоган и Владимир Путин. Анкара, 4 апреля

​– Получается, что это все мелкий шантаж – со стороны Турции. А Иран сейчас больше всего опасается того, что Трамп пересмотрит условия ядерной сделки. Может ли тут как-то Тегеран завуалировано шантажировать Запад или лично Трампа?

– Ядерная сделка с Западом – вопрос номер один во внешней политике Ирана, потому что от этого зависит политическое будущее и Роухани, и всего либерального крыла в иранском политическом истеблишменте. В Тегеране по этому вопросу пытаются в большей степени давить не столько на Вашингтон (они понимают, что это бесперспективно), а на Евросоюз и Россию, как своего рода гарантов того, что сделка по иранской ядерной программе будет соблюдаться. Потому что, по большому счету, это сделка между только между Вашингтоном и Тегераном.

– Давайте перейдем к Эрдогану. Он выглядел на этой встрече как султан, принимающий дорогих гостей, которым от него что-то нужно, или, наоборот, как политик, который сам хотел в первую очередь добиться от приехавших к нему людей каких-то вещей?

– Я точно не думаю, что он выглядел как могущественный султан. От более чем года продолжающегося «астанинского процесса» все три страны, скорее, выиграли, чем проиграли, но Турцию я бы не отнес к главным выгодополучателям. С моей точки зрения, главный победитель здесь – все-таки Иран, и потом, в какой-то степени, Россия. Турция, скорее, выполнила свою задачу-минимум. Ее интересы в Сирии стали гораздо более скромными, нежели еще пару лет тому назад. В рамках этого саммита в Анкаре обсуждался вопрос проведения условной демаркационной линии между протурецкими оппозиционными силами и проправительственными войсками Асада в Идлибе, и здесь, может быть, каких-то договоренностей удалось достичь.

Вторая проблема Эрдогана – курды. У него должна быть возможность постоянного использования «курдского фактора» во внутренних целях, чтобы демонстрировать, какой вот он «непримиримый борец с курдским терроризмом». И с этой точки зрения возможность проведения военной операции, подобной той, что была в январе в Африне, ему крайне необходима, он за собой хочет такую возможность застолбить. Это две жизненно важные задачи для Эрдогана, если мы говорим про сирийский аспект турецкой внешней политики. И это реальные цели, которых президент Турции вполне может достичь.

– Очень много внимания уделяется, по-прежнему, тому факту, что Россия все-таки будет поставлять в Турцию свои комплексы С-400, и еще тому, что начинается строительство этой атомной электростанции «Аккуи» с помощью российского «Росатома».

Уровень взаимоотношений, который существует сейчас между Россией и Турцией, это чистый обмен услугами

– «Аккуи» важный проект, но прежде всего для России, а не для турок. «Турецкий поток» – это тоже проект важный, и опять для России, потому что Турция уже неоднократно показывала, как посредством приостановки строительства «Турецкого потока» она способна Москву шантажировать. Все эти планы дают возможность Анкаре давить на Москву по каким-то другим темам, по тому же самому Африну, или по Идлибу. Потому что тот уровень взаимоотношений, который существует сейчас между Россией и Турцией, это чистый обмен услугами: «Мы даем вам в Москве разрешение на продолжение строительства очередной ветки «Турецкого потока» – и в этот же день вы даете нам в Анкаре разрешение на начало своих боевых действий в Сирии.

С-400 – это вообще очень странная история. Как мне кажется, это все задумывалось Россией и Турцией как показательный плевок в сторону Запада, это был блеф – за который в итоге приходится платить! И для меня загадка, почему стороны в итоге довели все до реальной поставки С-400, особенно турки. Потому что очень странно договариваться о поставках мощного вооружения и быть уверенным, что Россия поставит к ним еще и технологии их производства и обслуживания, о которых речи никакой в контракте не шло. И вдруг потом Турция заявляет, что без технологий эти С-400 ей не нужны, потому что это просто «металл». Но контракт уже подписан, и про технологию там нет ни слова. Что это было такое – попытка использовать эту проблему технологий как способ отыграть ситуацию назад, когда уже как бы состоялся шантаж в отношении НАТО? Или это была просто глупость турецкого руководства? Это большая загадка.

– Сейчас в мировой политике очень много личных эмоций различных лидеров. Эрдоган не боится, что он в один прекрасный день этим всем просто разозлит Дональда Трампа, и Трамп обратит, наконец, на него свое внимание? Если уж президент США начал против Китая, крупнейшей экономической державы мира, торговую войну, если он готов одновременно ссориться с Россией, с Мексикой, то Турцию он может вообще при желании, попросту говоря, удавить.

– С одной стороны, Эрдоган, конечно, добивается его внимания, С другой стороны, у Анкары есть некая недооценка Трампа. Существует укоренившаяся точка зрения, что американский президент – это очень эмоциональный человек, который принимает эмоциональные решения, но при всем при этом он лишен власти. И поэтому, если вдруг Трамп захочет Эрдогана прижать, то никто ему сделать этого не даст, потому что американская политическая система предполагает огромное количество ограничений деятельности любого политического института, в том числе и самого президента. Турецкие лидеры достаточно себялюбивы и самонадеянны, и у них бытует такой взгляд, что без Турции США вообще вряд ли смогут чего-то добиться на Ближнем Востоке, что, мол, уж лучше турок иметь в качестве своих союзников по НАТО, нежели в качестве своих противников. И уверенность в своей незаменимости тоже определенные стереотипы в головах турецкого руководства создает. Такая недооценка США и Трампа в Анкаре существует, вопрос – оправдана она, или нет. Но сейчас Дональда Трампа Эрдоган и его окружение всерьез не воспринимают, — убежден Леонид Исаев.

Источник – сайт «Радио Свобода»