Системная Гидра Кремля

Великолепный (и очень объёмный) аналитический материал, с которым я не полностью согласен, но на этот раз свои соображения высказывать не стану. Читайте, думайте, оценивайте сами.

---

Расследование Марка Галеотти: «Системная Гидра Кремля»

Доклад специалиста по российской политике и органам безопасности Марка Галеотти опубликовал Европейский совет по международным отношениям (ECFR).

Александр Литвиненко и его соавтор Юрий Фельштинский писали, что «КГБ, как Гидра, разросся в четыре новые ведомства» в 1991 году. Не так давно британский офицер контрразведки сравнил российскую Службу внешней разведки с Гидрой. Он заметил, что каждый проваленный план, каждый раскрытый агент ведут только к увеличению их числа.

Запад обнаруживает себя в новом «шатком» мире, в котором многие рассматривают Россию не только как помеху или соперника, но и как прямую угрозу. Для Европы эта угроза едва ли примет форму боевых действий; скорее это скрытые, непрямые и политические операции, проводимые множеством российских разведывательных и охранных ведомств, которые действуют на разных фронтах, но с одной общей целью.

Эти ведомства активны, агрессивны и хорошо финансируются. Им предоставлена значительная свобода в их методах, они не ограничены дипломатией и надзорными органами. Более того, многие из окружения Путина — бывшие чекисты и силовики. Это особенно важно в связи с тем, что многие официальные институты, определяющие международную и внутреннюю политику России, — Минобороны и МИД, Совет Безопасности — больше не являются местами проведения дискуссий, они просто выполняют приказы Путина, его друзей и доверенных лиц.

КГБ имел огромное влияние, он также занимался шпионажем, дестабилизацией и подрывной деятельностью, но всегда находился под контролем политических сил, стремившихся сохранить статус-кво. Под управлением Бориса Ельцина в 90-е Россия ослабла, и вместе с ней — ее спецслужбы. Во время первых сроков Путина они начали восстанавливать свое влияние, но в то время Путин проводил политику прагматичного сотрудничества с Западом.

Когда Путин вернулся к президентству в 2012 году, он «спустил с цепи» набравшие мощь спецслужбы, используя их во внутренних репрессивных кампаниях и кампаниях по дестабилизации за рубежом, в надежде построить новый миропорядок.

Едва ли это изменится в ближайшее время. Именно поэтому так важно детально изучить российские спецслужбы, их цели, сильные и слабые места и их место в путинской системе.

Этот доклад анализирует роль и образ действия спецслужб, жесткое соперничество между ними, их связь с криминалом и готовность пойти на любые меры, вплоть до убийств.

Этот доклад отвергает распространенное мнение о том, что спецслужбы стоят за всеми решениями Кремля. Отсутствие единства и общих целей, а также зависимость от Путина говорят о том, что их стоит рассматривать как еще одну ветвь политической элиты.

Система, при которой все полученные сведения после проверки и обработки проходят через президента, усложняет их применение и уменьшает влияние на политику. Спецслужбы России нельзя недооценивать, но в то же время совершенно очевидно, что они имеют серьезные слабые места.

В отличие от гидры, головами которой управляет один ум, спецслужбы часто соперничают и плохо контролируются. Они не стоят во главе Кремля, но и Кремль не имеет над ними полного контроля. Их действия ухудшают положение России и в долгосрочной перспективе. Европе стоит основывать свою политику на реальных знаниях о российской разведке, а не на домыслах и страхах.

В этом докладе мы призываем европейские правительства применить в отношении российских спецслужб политику нулевой толерантности, увеличив обмен разведданными и отслеживая незаконное перемещение их денег. Показывая, что агрессия за рубежом может привести к серьезным последствиям, Европа может вынудить российские спецслужбы действовать более осторожно.

«Бойцы невидимого фронта»

В современной России есть целый ряд охранных и разведывательных ведомств. В советские времена их было только два: КГБ, который занимался всем, — от шпионажа до внутренней безопасности, — и Главное разведывательное управление (ГРУ), которое занималось военной разведкой. Когда Советский Союз распался, КГБ должны были распустить, но Ельцин пошел на попятную, когда столкнулся с серьезным политическим сопротивлением, организованным бывшими сотрудниками КГБ. Их позицию укрепил один из бывших офицеров КГБ Владимир Путин, который стал президентом, проведя небольшой срок в качестве директора ФСБ.

Всего в России четыре основных разведывательных ведомства. Самым сильным все еще является ФСБ, чьи обязанности по поддержанию внутренней безопасности внезапно стали включать в себя определенную активность за рубежом, включая убийства. Служба не просто связана с Путиным исторически; ее нынешний директор Александр Бортников и его предшественник Николай Патрушев (сейчас член Совета безопасности) имеют с Путиным дружеские отношения. ФСБ также занимается кибербезопасностью (точнее, кибертероризмом – ЭР) и шпионажем.

Разведка — зона ответственности Службы внешней разведки и ГРУ. Оба ведомства управляют агентами, работающими под дипломатическим прикрытием в посольствах, и агентами под прикрытием — так называемыми нелегалами. Их методы работы сильно различаются. Служба внешней разведки придерживается более консервативных методов: сеть агентов, работающих под глубоким прикрытием не один год, досталась им от КГБ. Эффективность такого подхода часто вызывает вопросы.

Агрессивные и рискованные методы ГРУ связаны с военным прошлым этого ведомства, а также с доступом к широкому спектру средств: киберразведка, спутники и спецназ. Являясь частью Генерального штаба, ГРУ обладает определенной автономией, а глава ведомства общается с президентом напрямую.

Федеральная служба охраны (ФСО), которая включает Службу безопасности президента (СБП) — последнее из крупных ведомств. Формально его роль — охрана ключевых официальных лиц и государственных территорий. Тем не менее ФСО расширилась в нескольких неожиданных направлениях, включая надсмотр за разведывательными ведомостями в целом.

Более широкий аппарат безопасности включает целый спектр других служб.

МВД занимается не только охраной общественного порядка, но и операциями под прикрытием против организованной преступности, включая террористов и экстремистов (на практике ими является мирная оппозиция) вместе со Следственным комитетом (СК) и Генеральной прокуратурой.

Список ведомств, занимающихся вопросами безопасности, довершают Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН), которая занимается разведкой в Афганистане и Центральной Азии, и Национальный антитеррористический комитет (НАК) — координационное ведомство, созданное директором ФСБ.

Национальная гвардия, о создании которой объявили в апреле 2016 года, не занимается разведкой, это преторианская стража, которая подчинена лично Путину, — поэтому в этом докладе мы не будем говорить о ней детально. Но учитывая традицию российских ведомств расширять сферы влияния, не исключено, что и она найдет себе новое применение. За созданием Национальной гвардии последовало подчинение ФСКН Министерству внутренних дел.

Другие ведомства без энтузиазма смотрят на появление нового конкурента.

Это позволяет детальнее рассмотреть главную тему этого доклада: дублирование обязанностей, разделение и соперничество российских спецслужб.

«Новое дворянство»

На первый взгляд, эта система знакома европейцам. Тем не менее, у нее есть свои организационные и культурные особенности, которые, вкупе с практикой принятия всех решений одним лицом, свидетельствуют о том, что эти ведомства и «новое дворянство», которое в них работает, имеют свою особенную политическую культуру, говоря словами Патрушева.

Дублирование функций

Если советские лидеры для большей эффективности возложили почти все обязанности по безопасности на одно ведомство — КГБ, их преемники пошли обратным путем, который привел к дублированию ответственности между ведомствами.

Например, в Украине до свержения Януковича в 2014-м действовали и Служба внешней разведки, и ФСБ. ГРУ было задействовано в Крыму, где расположен российский Черноморский флот. Даже МВД распространило свое влияние на киевские правоохранительные органы. Никто не ждал от Майдана такого исхода (хотя источник в МВД рассказал мне, что они предупреждали за месяц до начала беспорядков о том, что режим Януковича создал необратимую ситуацию своей неспособностью сдерживать протесты).

Когда Янукович бежал в Россию, Служба внешней разведки приняла на себя весь гнев Путина, выразившийся в увольнениях и понижениях (это подтвердил источник). Несмотря на то, что генерал ФСБ Сергей Беседа посетил Киев всего за 10 дней до побега Януковича, ведомству удалось избежать ответственности за провал, хоть и с большим трудом. ФСБ даже добилась приоритета в будущих разведывательных операциях в Украине.

Это тот же принцип «соревнующихся ведомств», которым руководствуются и в США, но с примесью социального дарвинизма. Размытые границы и дублирование ответственности между спецслужбами приводит к войнам не только за сферы влияния, финансирование и доступ к власти, но и за бизнес-возможности для командования, а иногда просто за выживание.

Федеральное агентство правительственной связи и информации (ФАПСИ) испытало это на себе, когда альянс ФСБ, СВР и ГРУ привел к поглощению этого ведомства, но это один из вопиющих примеров. «Война силовиков» продолжалась с 2004 года. Совсем недавно ФСБ удалось поставить своего человека во главе управления экономической безопасности и противодействия коррупции МВД, замглавы которого погиб при таинственных обстоятельствах. Во время допроса в Следственном комитете он смог вырваться из рук охраны и выпрыгнуть из окна шестого этажа.

Чаще соперничество бывает не таким кровавым и заметным. Ведомства пытаются показать, что они эффективнее своих конкурентов справляются с обязанностями, добывая наиболее полезную для высшего руководства информацию.

Согласно источнику, СВР и ГРУ добывали идентичную экономическую информацию, иногда офицеры даже подкупали сотрудников посольств, чтобы не дать соперникам заполучить свежие сведения.

В 2014 году офицер ГРУ полковник Виктор Илюшин был выдворен из Франции, когда пытался собрать компромат на президента Франции Франсуа Олланда, хотя это входит в обязанности СВР или даже ФСБ. ФСБ расширила влияние в странах Балтии и северной Европе, бросая вызов ГРУ и СВР.

Подобное соперничество может быть полезным. Ведомства демонстрируют изобретательность, находчивость и агрессию. Хотя в такой системе зоны ответственности пересекаются, в теории это предоставляет более широкие перспективы. Как писала Юлия Латынина: «Война спецслужб – это наше »разделение властей»». Одни шепчут в правое ухо президента, другие — в левое». Политическая реальность путинского режима свидетельствует об обратном, но об этом мы поговорим позже.

Есть и серьезные минусы. В погоне за быстрыми результатами спецслужбы предпочитают легкую добычу. Более того, желание угодить Кремлю не дает им своевременно обрабатывать и проверять информацию. Координация и обмен сведениями ограничены, и происходят только под контролем Путина и его представителей.

К примеру, было невероятно важно, чтобы Зимняя Олимпиада в Сочи прошла гладко. Одно из доверенных лиц Путина вице-премьер Дмитрий Козак занимался организацией этого мероприятия. Он создал целевую группу во главе с Олегом Сыромолотовым, бывшим главой департамента военной контрразведки ФСБ и включавшую замминистра внутренних дел и замглавы Национального антитеррористического комитета. Такое количество высокопоставленных чиновников из разных ведомств в группе было необходимо: обычного уровня координации было недостаточно. Было очевидно, что карьеры этих чиновников зависят от продуктивной совместной работы и обмена сведениями. Как отметил источник из ФСБ: «Мы знали, что полетят головы; если бы нас не заставили сотрудничать, мы бы так и играли в свои игры».

Закон военного времени

Российские спецслужбы считают себя не просто шпионами, добывающими информацию для тех, кто принимает решения, но и исполнителями, готовыми к решительным действиям. Особенно это заметно в ГРУ, которое действует в нестабильных регионах и через сомнительных посредников и агентов. От торговца оружием Виктора Бута (отбывает срок в США с 2010-го) до боевиков-наемников на Донбассе. Как сказал бывший офицер ГРУ: «Не все из нас были в спецназе, но мы похожи на спецназ».

Однако принудительные методы и рискованные операции говорят о том, что российские спецслужбы работают в режиме военного времени. Еще до ухудшения отношений с Западом они чувствовали, что над Россией нависла угроза.

Режим военного времени выражается в трех аспектах, которые можно проиллюстрировать цитатами.

Первая: «Если Запад проигрывает, мы выигрываем». Этот подход «ни себе, ни другим» остался со времен Холодной войны и был озвучен российским академиком со слов командования СВР.

Вторая: «Над Россией нависла угроза», так выразился источник, офицер ФСБ в 2014-м (до Крыма). Он привел в пример Майдан, который он считал делом рук западных спецслужб. Этот интеллигентный, образованный, повидавший мир человек утверждал, что Запад пытается свергнуть власть в России и тем самым уничтожить ее особенную историческую, религиозную и социальную идентичность, чтобы ослабить ее сопротивление гегемонии США.

Третья: «Лучше действовать, чем бездействовать». Фраза, которую источник услышал на встрече с офицерами СВР. Источник согласился с тем, что, несмотря на коррумпированность, российские спецслужбы поощряли риск, особенно в условиях конкуренции. Причиной или следствием этого стало ослабление контроля МИД над операциями за рубежом, которые могли иметь негативные последствия для имиджа России. Например, похищение ФСБ эстонского офицера безопасности, которое, судя по всему, прошло при минимальном участии МИДа.

Монетизация безопасности

Многие офицеры, считающие себя защитниками своей родины, тем не менее, не упускают возможности заработать легально и нелегально. Коррупция привычна для любого института в России, но непрозрачность и отсутствие контроля делает эту проблему особенно острой в спецслужбах.

Это особенно важно ввиду большого количества доступных спецслужбам средств. Офицеры могут использовать или, что еще более эффективно, угрожать использовать силу или административный ресурс, получить доступ к деликатной, опасной или просто финансовой информации. Отсюда огромное количество историй о бизнесменах, которые платят офицерам за «крышевание» или просто отдают им (особенно ФСБ) часть бизнеса.

У этих офицеров также могут быть связи и в преступном мире, которые они могут использовать в своих целях. Это сказывается на смешении денег, криминала и власти в России, равно как и на готовности спецслужб использовать преступников как инструменты государственной безопасности. Например, некоторые российские хакеры могут не волноваться о том, что их поймают, пока они совершают нападения на цели, указанные ФСБ, — от либеральных медиа до отдельных государств.

Похищенный ФСБ в Эстонии офицер безопасности Кохвер занимался расследованием контрабанды сигарет. Маловероятно, что коррумпированный чиновник ФСБ, рискуя создать дипломатический инцидент, отправил бы элитное подразделение в другую страну, чтобы скрыть следы своих преступлений и избежать после этого наказания. Гораздо более вероятно, что операция была спланирована в ФСБ, которая сотрудничала с организованной преступностью в регионе в обмен на часть прибыли.

Эти средства, добытые в Европе без контроля Москвы, отлично подходят для подкупа чиновников и финансирования той или иной политической организации.

Однако чем больше ведомств сотрудничают с криминалом, тем сложнее разобраться, кто кого использует.

Интересный случай произошел с агентом ГРУ в Канаде. Кроме обычных сведений экономической, политической и военной разведки, он должен был, используя свою позицию в центре военной разведки, узнать, что канадская полиция знает о местной русской мафии. Наши собеседники в России и Канаде предположили, что такая информация не имеет стратегического значения для ГРУ, зато обладает определенной ценностью для русской мафии и офицеров ГРУ, которые могли продавать им эту информацию.

Другими словами, криминальные структуры используют государственные активы, а не наоборот.

В результате мы имеем культуру коррупции, проникающую во все силовые структуры России. Сложно понять, насколько это ограничивает их возможности, но ее влияние чувствуется даже на самом высоком уровне. К примеру, в 2014 году глава Следственного комитета Александр Бастрыкин убедил Путина внести на рассмотрение законопроект, который позволял заводить дела о налоговых преступлениях, не консультируясь с налоговой инспекцией, и давал Следственному комитету широкие полномочия, более удобные для злоупотребления, чем охраны порядка.

Самая высокая крыша

В целом, Путин высоко ценит свои спецслужбы. В 2015 году во время празднования дня работников правоохранительных органов он назвал их «сильными и отважными людьми, настоящими профессионалами, которые надежно защищают суверенитет и национальное единство России и жизни наших граждан, готовыми на самые сложные, ответственные и опасные задания».

Эта благосклонность не говорит о его сентиментальных чувствах, скорее она отражает их общие взгляды на ситуацию и цели России и прагматичный политический союз.

Под его началом спецслужбы хорошо себя чувствовали, их бюджеты и полномочия росли. Когда в 2015 году 10% сотрудников ФСБ сократили из-за финансового кризиса, это стало шоком для ведомства, бюджет которого увеличивался каждый год с 1999-го, даже в кризис 2008-го.

Их политическое влияние тоже возросло. После возвращения Путина в 2012 году баланс силы сместился, и шпионам стало намного легче пробиваться и в Москве, и в посольствах. СВР и агенты ГРУ под дипломатическим прикрытием работают в посольствах, и их действия отражаются на работе МИДа.

Источники «C» и «F» отметили, что во время первых сроков Путина, если действия агентов СВР наносили урон репутации России, министр иностранных дел Сергей Лавров мог «вызвать кого-то из Ясенево (резиденция СВР), чтобы наорать». Даже чиновники администрации президента должны были приносить извинения, если операции ГРУ шли не по плану. Такая поддержка Путина была сбалансирована политическими реалиями и отношением к конкретным агентствам. Несмотря на свою тесную связь с ФСБ, Путин часто отказывал ведомству в воплощении его наиболее амбициозных планов, в которых оно собиралось поглотить ФСКН и даже СВР, создавая тем самым что-то вроде КГБ 2.0. Будучи бывшим силовиком, он знает, как опасно давать отдельному ведомству слишком много власти. Вместо этого он поощряет соперничество между ними — например, между СВР и ГРУ, или между Генпрокуратурой и СК.

Спецслужбы, в свою очередь, должны поддерживать свой статус. После Грузинской войны 2008-го репутация ГРУ сильно пострадала. Их спецназ хорошо себя показал, но в правительстве считали, что разведка в целом провалилась. Неактуальные сведения о местоположении противника привели к авиаударам по пустым аэродромам, а анализ информации в ГРУ не отражал реального положения дел, и в итоге Кремль недооценил грузинскую армию.

Соперники ГРУ не хотели упускать свой шанс. СВР потребовала приоритета во внешней разведке, ФСБ голодными глазами смотрела на радиоэлектронную разведку ФАПСИ, которая находилась в ведении ГРУ с 2003 года. Даже военные воспользовались ситуацией. В 2010-м Кремль передал спецназ Вооруженным силам РФ и сократил тысячу офицеров ГРУ.

Ходили слухи, что военная разведка перейдет из ведения Генерального штаба. Это был бы большой удар по репутации ведомства, оно бы лишилось своей автономии, а его глава уже не смог бы напрямую обращаться к президенту. В конце концов Игорь Сергун, возглавлявший ГРУ с декабря 2011-го до своей смерти в конце 2015-го, смог прервать эту черную полосу благодаря удаче и хорошему знанию того, что происходит в Кремле. Это был показательный пример того, как будущее ведомства зависит от его эффективности или, по крайней мере, видимости эффективности.

Сильные левые руки государства

В советские времена, так же, как и простым людям приходилось обращаться «налево», чтобы добыть дефицитные продукты через знакомых или черный рынок, руководство страны полагалось на КГБ в вопросах решения насущных проблем, будь то изменение общественного мнения или сокращение отставания от Запада в технологическом развитии.

Так же и путинские спецслужбы не только занимаются вопросами государственной безопасности, но и выполняют ряд функций, которые не входят в зону ответственности схожих ведомств других стран.

Шпионаж

Еще в 2010-м британская Cлужба безопасности (МИ5) предупреждала, что «угроза, исходящая от российской разведки, сравнима с временами Холодной войны […] количество российских шпионов в Лондоне находится на том же уровне, что и в советские времена». С тех пор службы безопасности по всей Европе начали отмечать возрастающий масштаб и агрессивность российских операций. Глава норвежской полиции предупредил, что «российская разведка обладает наибольшим потенциалом для нанесения ущерба интересам Норвегии», а шведская служба безопасности SAPO охарактеризовала российский шпионаж как свое самое большое испытание и предупредила о «готовящейся военной операции против Швеции». Русские проводят массивные и ненасытные кампании по сбору разведданных, которые все еще щедро оплачиваются из казны и поощряются Кремлем, которому мерещатся заговоры и скрытые мотивы даже там, где их нет. Все европейские контрразведывательные ведомства согласны в одном: российские разведывательные операции проводятся крайне профессионально. Хотя с постановкой задач все не так гладко. СВР и ГРУ хорошо знают свою задачу с военной точки зрения, но их политические цели порой наивны и отражают их сомнительные знания о демократических политических системах.

Одной из целей нескольких агентов, раскрытых в США в 2010-м, было проникновение в аналитический центр с целью выяснить его назначение, о котором можно было узнать на его сайте.

В других случаях агенты должны были найти информацию, которая уже была доступна из открытых источников. Например, согласно предъявленным ему обвинениям, «нелегал» Евгений Буряков, когда перед ним поставили задачу выяснить, как экономические санкции отразятся на России, просто воспользовался поиском в интернете.

Активные меры

«Активные меры» — пожалуй, одни из самых выдающихся зарубежных операций России: от убийств до политического саботажа. Спецслужбы других стран тоже проводят такие операции, но российская разведка отводит им главную роль в своей стратегии. Они более охотно используют в своих операциях другие ведомства, организации и гражданских — от банков и благотворительных фондов до журналистов и водителей большегрузов.

Убийствами, как привило, занимаются ГРУ и ФСБ. После убийства Литвиненко в Лондоне в 2006 году за каждым погибшим в Англии россиянином британцы видели московских убийц; обычно цель таких убийств — устранить угрозу или создать хаос.

Например, ФСБ и ГРУ были задействованы в убийстве чеченских повстанцев и их соратников за рубежом. В Грузии перед войной 2008-го и в Украине после 2014-го участились убийства и террористические акты, которые не вели к конкретным целям, скорее они были направлены на создание атмосферы страха и опасности. Они должны были подавить политическую и общественную волю и навязать людям российскую точку зрения о том, что их страны скатываются в анархию.

Где не подействовала бомба, вполне может подействовать компьютерный вирус или DDoS-атака. Как сказано выше, кибератаками занимается ФСБ напрямую или через контролируемых хакеров.

Происходят также и прямые политические операции, направленные на дискредитацию или вербовку определенных лиц или групп либо на саботаж стратегий, невыгодных России. Такие операции проводятся реже, чем можно себе представить, так как им сопутствуют большие траты и серьезные риски. Тем не менее, они оказали большое влияние на политический ландшафт Евразии. Например, в Украине ФСБ обвинили в отравлении Виктора Ющенко во время предвыборной гонки в 2004-м; были и свидетельства о том, что ведомство с помощью поддельных документов пыталось сорвать контракт между Украиной и Туркменистаном.

Куда более часто встречается использование спецслужб для поддержки политических и других движений, полезных для Москвы. Эта практика давно применяется в странах, которые, по мнению Кремля, входят в сферу влияния России. Например, поддержка ФСБ Ренато Усатого на выборах в Молдавии в 2014-м.

СВР и ФСБ сейчас особенно активны в Европе. Организации, которые они поддерживают, включают противников добычи сланцевого газа (которые, пусть и ненамеренно, помогают поддерживать спрос на российский газ), националистические группы, русскую диаспору в странах Балтии и всевозможных сепаратистов от Испании до Шотландии. Иногда они действуют через открытых агентов, таких, как Россотрудничество, благотворительные организации и даже через российские банки, которые выдали многомиллионный кредит «Национальному фронту» Марин Ле Пен. Порой сложно определить, где заканчивается работа российских спецслужб и начинается работа других институтов, но для Кремля это не так важно, для него все средства хороши.

 Экономические ресурсы

Еще до нынешнего экономического кризиса Кремль наивно полагал, что, как и в случае с СССР и КГБ, разведка поможет сократить экономическое и технологическое отставание. Хоть спецслужбы и занимаются дискредитацией идеи долгосрочных экономических санкций, последние не ограничили доступ России к мировым рынкам, а значит, не являются для спецслужб первоочередной проблемой. Основной экономической задачей СВР, в частности, является поддержка ключевых контрактов России за рубежом, таких, как оснащение чешской АЭС «Темелин». В ход идет все: от шантажа и подкупа распределяющих контракты чиновников до промышленного шпионажа.

Тем временем ГРУ и СВР пытаются получить доступ к технологиям, которые по разным причинам недоступны России. К примеру, в 2012 году ФБР раскрыло сеть агентов, использовавших техасскую компанию, чтобы нелегально переправить в Россию высокотехнологичную микроэлектронику военного назначения. Германия, в свою очередь, раскрыла операцию СВР по получению доступа к технологиям возобновляемой энергии.

Политический контроль

Любая операция за рубежом прежде всего должна иметь поддержку на родине. Главная роль спецслужб — охранять режим. Так было при царях, императорах, большевиках, и в современной России этот принцип все еще работает: защищать не конституционный порядок, а конкретных лиц. Операции проводятся с целью не допустить внешнего «вмешательства» в дела Кремля и разделить стратегических противников, таких, как Евросоюз.

В условиях падающего уровня жизни Путин больше не может поддерживать рейтинг обещаниями «стабильности» и укрепляет свою позицию с помощью образа внешнего врага и обещаний о возрождении величия России.

Спецслужбы играют важную роль не только в создании этого образа, но и в проведении операций против врагов государства, настоящих и выдуманных. Борьба с терроризмом всегда была приоритетной задачей российских спецслужб: от выслеживания и уничтожения главарей с их сторонниками до отслеживания вербовщиков и источников финансирования. Террористическая угроза больше не исходит только с Северного Кавказа: под подозрением — все российские мусульмане и мигранты из Центральной Азии, — а значит, спецслужбы нуждаются в больших ресурсах.

В то же время многие ведомства занимаются выслеживанием и подавлением диссидентов и критиков власти. Известные фигуры, такие, как либерал-националист Алексей Навальный и коммунист Сергей Удальцов, находятся под пристальным вниманием ФСБ, СК и Центра «Э». Критику пытаются заглушить, как с помощью давления на отдельных лиц (ФСБ возродило практику «профилактических бесед» КГБ), так и через препятствование свободному распространению информации, с помощью интернет-троллей и давления на независимые медиа, такие, как канал «Дождь».

Экономическая нестабильность подняла волну небольших протестов рабочего класса. Спецслужбы не только отслеживают попытки организовать забастовки, но и изучают общественное мнение в целом с целью подавить зарождающийся протест на ранних стадиях.

Ответственные здесь — МИД и ФСБ, а также ФСО с их широким спектром обязанностей, в которые входит проведение своих собственных социологических исследований и управление межведомственной оперативной группой, которая направляет средства в проблемные регионы.

В целом, российские спецслужбы чрезвычайно активны и универсальны. Они выполняют намного более широкий спектр обязанностей, чем их коллеги на Западе. Они возродили советский принцип работы спецслужб как многофункциональных инструментов Кремля. Неясно, устраивает ли их самих такое положение дел и насколько далеко они могут пойти, стараясь угодить Кремлю. Например, хотели ли агенты СВР участвовать в операции с чешским ядерным контрактом? Действительно ли люди идут в ФСО, чтобы заниматься социологическими опросами? Другими словами, являются ли спецслужбы боярами Путина или его слугами?

Шпионократия?

В 1999-м, незадолго до того, как Путин занял пост исполняющего обязанности президента, он произнес тост перед бывшими коллегами из КГБ: «Группа сотрудников ФСБ, направленная для работы под прикрытием в правительство, на первом этапе со своими задачами справляется». Конечно, это была шутка, не было никакого плана по внедрению в Кремль, а Путин — не просто агент ФСБ. Тем не менее многие считают, что «бразды правления в России захватили чекисты» и что ФСБ «установила контроль над экономическим и политическим секторами», создав «новое гэбистское государство». Возможно, из таких заявлений получаются красивые заголовки, но доказательств тайного подчинения руководства страны ФСБ и чекистам в целом нет. Так, Путин заявил, что принял решение об аннексии Крыма лично и лишь затем собрал главы ведомств, чтобы обсудить ее осуществление. Более того, было много случаев, когда спецслужбы не получали того, что хотели, существуют четкие доказательства разногласий между ведомствами и внутри них. Проще говоря, престиж и большие бюджеты еще не гарантируют контроля и, тем более, единства.

Силовархи и колонисты?

После распада СССР шли обеспокоенные разговоры о том, что силовики колонизируют государственный аппарат и экономическую олигархию. Очевидно, что многие из силовиков заняли хорошие должности. Согласно исследованию Ольги Крыштановской и Стивена Уайта, силовики составляли 25% государственной элиты в 2003 году и 42% в 2008-м, хотя есть и другие мнения. Беттина Ренц отметила, что большая часть из них занимала должности низкого ранга.

Многие считают это результатом тихого переворота чекистов. Но причина такого карьерного роста силовиков может крыться в самой системе. Работа в КГБ привлекала амбициозных и успешных карьеристов, и не только возможностью путешествовать и обогатиться. Попав в КГБ, можно было рассчитывать на хорошую жизнь и при смене режима.

Большую роль также сыграли старые связи, особенно вокруг Путина. Бывшие сотрудники его охраны быстро поднимались по карьерной лестнице. Виктор Золотов, бывший глава СБП, — сейчас первый заместитель министра внутренних дел; Алексей Дюмин — замглавы ГРУ: меньше чем за год он из полковника путинской охраны превратился в заместителя министра обороны, потенциального главу ГРУ и губернатора Тульской области. Путин окружал себя людьми, которых он знал и которым доверял.

Как только чиновники уходили из спецслужб, их интересы и круги врагов и друзей сильно менялись. Самый яркий пример — Игорь Сечин, директор «Роснефти». Многие считают его одним из влиятельнейших силовиков, однако он годами придерживается в своих официальных заявлениях тем бизнеса и не сделал ничего, что могло бы принести пользу ведомствам. За весь мой опыт общения с действующими и бывшими сотрудниками спецслужб я ни разу не слышал, чтобы кто-то о нем говорил. Теперь он нефтяной барон, а не силовик.

Было много случаев, когда силовики не добивались своего. Ситуация вокруг Навального — то его судят, то проявляют к нему снисхождение — говорит о неспособности ФСБ и Центра «Э» противостоять даже политическим советникам Кремля. Попытка главы СК Бастрыкина протащить законопроект, изменяющий состязательную основу судопроизводства, провалилась благодаря администрации президента.

Блок силовиков?

Между ведомствами нет ни солидарности, ни координации. Они разделают общие взгляды, но, как заметил аналитик Денис Волков, эти взгляды — особенно о «западной угрозе» — разделяет вся политическая элита. В целом, вероятность присутствия в правительстве отдельного блока силовиков весьма мала.

Обычно ведомства объединяются перед лицом общей угрозы. Согласно источнику, ФСБ поддержала ГРУ, когда оно попыталось воспрепятствовать назначению Дюмина, человека извне, главой военной разведки; ФСБ не нравился сам прецедент. Как показывает практика, солидарность пропадает, как только появляется возможность заработать или избежать ответственности. Бюрократическая борьба вредит интересам отдельных ведомств. Например, Генеральная прокуратура, которая изначально поддержала Бастрыкина в его желании пересмотреть всю правовую систему в целом, предложила Путину законопроект, который передавал ей надзорные полномочия, возвышая над Следственным комитетом.

Политика Путина была благоприятной для спецслужб, она отражала многие их взгляды. Причиной могло послужить то, что Путин сам работал в КГБ, а также то, что элите пришлось приспосабливаться к потере статуса силы мирового уровня. В результате либеральное, готовое к реформам меньшинство было вытеснено из большой политики, но нет доказательств, что к этому приложили руку чекисты.

Спецслужбы процветают тогда, когда они полезны Кремлю. Путин щедро финансирует ФСБ, потому что ему нужен инструмент политического контроля, а не потому что он выполняет их приказы или боится их. Он поддерживает ГРУ, потому что оно предоставляет разведданые и выполняет грязную работу.

Сыромолотов после успешного выполнения своих обязанностей на Зимней Олимпиаде в Сочи был назначен заместителям министра иностранных дел по противодействию терроризму. Это не было внедрением ФСБ в МИД. Скорее это говорит о надежде Кремля наладить сотрудничество с Западом в единственной сфере, в которой он может стать незаменимым партнером в условиях санкций.

Полезно думать о российских спецслужбах как о собрании институтов, лиц и фракций, задействованных в политическом процессе. Они пролагают себе путь с помощью личных связей, влияния и, чаще всего, исполнительности и привлекательных идей. В этом смысле они просто являются частью элиты — наряду с военными, финансовыми кругами и другими внешне согласованными, но на практике разрозненными элементами современной российской политической сцены. Именно поэтому так важно изучить, как эти ведомства контролируются и каким образом они влияют на политику.

Привратники президента

Во многих системах разведки оценка и сопоставление всех данных происходят в одном месте. В США директор Национальной разведки имеет надзорные полномочия и ответственен за ежедневный брифинг президента. В Великобритании секретариат Кабинета министров контролирует деятельность разведки и анализ данных, которые формируются в доклады Совместного разведывательного комитета. Более того, часто информацию проверяют сторонние эксперты. Например, в США президента консультирует советник по национальной безопасности, хорошо проинформированный специалист, ответственный лично перед главой государства и не зависящий от спецслужб.
В России органы управления разведкой представляют собой структуры, передающие спецслужбам приказы руководства; они не занимаются сбором и проверкой информации. Большая часть спецслужб подчиняется напрямую президенту, остальные — косвенно. На практике информация поступает к Путину через администрацию президента, а не через Совет безопасности. Важно разбираться в этой персонализированной политической системе — кто эти привратники, передающие данные Путину, и в каких он с ними отношениях.

Совет безопасности

Совет безопасности включает представителей всех спецслужб. На практике это скорее консультирующий, нежели принимающий решения орган. В него входят 30 человек, включая Путина. И это не место для осмысленных дискуссий. Скорее это управляющий форум. Совет слушает доклады, объявляет о решениях и решает технические вопросы, касающиеся координации и юрисдикции. Самый важный аспект деятельности совета — работа секретаря Патрушева и его секретариата.

Патрушев — один из ближайших соратников Путина, еще один бывший офицер КГБ. Путин выбрал его в качестве своего преемника на посту директора ФСБ до того, как тот стал секретарем Совета безопасности в 2008-м. По сути, Патрушев занимается надзором за разведкой.

Он следит за тем, чтобы спецслужбы выполняли волю Кремля, и разбирает вопросы, недостаточно важные для Путина. Он также передает руководству взгляды спецслужб на различные проблемы. Так, в 2012 году он удивил многих, сказав в интервью, что массовые протесты «свидетельствуют о свободной активности наших граждан. […] они участвуют, таким образом, в процессе выработки важнейших государственных решений». Согласно источнику в МВД, он говорил от лица министерства, которое не хотело, чтобы его произвольно использовали против мирных протестующих.

Его воинственные публичные высказывания варьируются от знаменитого «США предпочли бы, чтобы России вообще не существовало» до заявления о том, что «слова лидеров некоторых стран Запада об оборонительном характере НАТО лишь прикрывают агрессивную сущность альянса». Как сказал источник: «Если ты хочешь, чтобы он одобрил твой доклад, он должен быть написан максимально грубым языком». Задача его секретариата — анализировать и распространять информацию и составлять документы для Совета безопасности и президента, а также следить за выполнением президентских указаний. В частности, секретариат играет ведущую роль в периодическом пересмотре российской Стратегии национальной безопасности. У него есть право запрашивать отчеты у любого ведомства, включая спецслужбы. Это один из главных каналов информации Кремля.

Несмотря на особенное положение, секретариат довольно мал. Когда Путин пришел к власти, весь персонал насчитывал 200 человек, и едва ли с тех пор эта цифра сильно изменилась. Для примера, в британском секретариате Кабинета министров работает больше 2000 человек, а аппарат директора Национальной разведки США насчитывает 1600 сотрудников. Другими словами, секретариат Совета безопасности способен разве что составить общую картину и выделить главные доклады, достойные внимания президента.

Администрация президента

Администрация президента — это исполнительный орган, ответственный за все процессы: начиная от составления законопроектов до общения с прессой, мониторинга правительства и контроля за полпредами президента. Хотя представители многих ведомств могут обращаться к Путину напрямую, большая часть информации доходит до него через администрацию. Неслучайно глава этого учреждения также в свое время служил в КГБ. Сергей Иванов, бывший секретарь Совета безопасности, также служил в СВР и ФСБ и имеет дружеские отношения с Путиным. И хотя он более сдержан в своих публичных высказываниях, чем Патрушев, его взгляды мало чем отличаются, и он задает тон в организации.

Администрация президента — организация в первую очередь политическая, а не разведывательная. Разведка — только один из источников информации, которая собирается и сортируется администрацией для высшего командования и, в первую очередь, для президента. Она больше похожа на британский Кабинет министров, но в ней нет центрального отдела, наподобие британского секретариата разведывательного комитета; вместо этого несколько отделов работают с равным количеством информации. В самих ведомствах не знают, как и для чего будет использоваться информация.

Чиновники администрации, не имеющие опыта работы в разведке, решают, кому из руководства направить тот или иной отчет. Таким образом, использование материалов, как правило, продиктовано политическими соображениями.

Путин известен своей подозрительностью, поэтому в администрации требуют, чтобы информация была подтверждена из нескольких источников. В итоге ценные засекреченные данные могут быть перемешаны со статьей из газеты или докладом из аналитического центра. В результате ценная информация растрачивается впустую или попросту теряется.

Инструктаж босса

Совет безопасности и администрация президента контролируют поток информации к президенту и различным структурам. Но это не единственный способ общения разведсообщества с президентом и его приближенными. СВР и ФСБ производят ежедневные отчеты, наподобие ежедневного брифинга президента США. Это дает им свободный доступ к президенту. ГРУ и ФСО также посылают периодические отчеты напрямую президенту. Каждое ведомство составляет свой отчет отдельно от других, сотрудничество и дискуссия между ними — большая редкость.

Бывают формальные и неформальные встречи, на которых главы разных ведомств обсуждают стратегию, но даже это происходит достаточно редко. Используя открытый список официальных встреч Путина, Майкл Родригез и Андрей Солдатов выяснили, что в 2000-2007 годах Путин проводил с силовиками 14% встреч, тогда как в 2008-2015 — только 5,5%.

Брифинг один на один может быть очень эффективным и полезным, но он очень сильно зависит от отношений проводящего инструктаж с президентом, от его желания угодить. Они редко вдаются в детали во время таких брифингов.

Иногда Совет безопасности или администрация президента непосредственно перед брифингом решают поддержать или усомниться в том или ином решении, так как они не потратили достаточно времени на проверку информации, особенно учитывая отсутствие специализированного отдела в обоих ведомствах. Отсутствует и должность советника по национальной безопасности — стороннего эксперта, который может подвергать сомнению разведданные. При Ельцине эта должность существовала, но не так давно ее совместили с позицией секретаря Совета безопасности. Однако Патрушев не только имеет достаточно административных и политических обязанностей, но и остается верным ФСБ.

По факту, эту роль время от времени исполнял глава ФСО генерал Евгений Муров. Учитывая, что в обязанности ФСО входит надзор за другими ведомствами, у него были и возможность, и полномочия определять, какие дела основаны на неподтвержденных данных или личных интересах офицеров. Он являлся единственным в своем роде «чекистом старой закалки», как назвал его источник. Он дольше всех — с 2000 года — служил главой силовой структуры и явно не стремится выше. Уже два года он пытается уйти в отставку, и не похоже, что его преемник будет иметь достаточно воли и авторитета, чтобы продолжить его дело.

Персональный способ передачи информации предполагает, что многое зависит от способности президента принимать плохие новости и от готовности агентства «положить плохие вести на царский стол». После своего возврата к президентству в 2012-м Путин стал враждебно относиться к критике.

Это заметно по уменьшению круга доверенных лиц и отдалению наиболее либеральных и свободомыслящих бывших соратников, таких, как Алексей Кудрин.

Это заметно и в сфере разведки. Многие офицеры ГРУ говорят, что ведомство процветает только благодаря таланту льстеца Игоря Сергуна. Как сказал источник: «Он умел обольщать, изображая при этом грозного солдата». Другой мой собеседник был еще точнее: «Сергун всегда плыл по течению. Он подбирал слова, чувствуя настроение собеседника. Он даже записывал хорошие фразы в блокнот на всякий случай».

Многие связывают относительно низкий статус СВР с холодными отношениями между его главой Михаилом Фрадковым и Путиным, а также с медленной адаптацией ведомства к меняющимся обстоятельствам. Во время обсуждения использования социального консерватизма в Европе для создания нестабильной обстановки СВР выражала сомнения по поводу этой стратегии, в то время как ФСБ проявила больший энтузиазм и применила ее.

Попасть «в кабинет»

Чтобы попасть «в кабинет» и влиять на политику, главы ведомств не должны выполнять свои прямые обязанности — доносить факты без оглядки на последствия. Они должны приукрашивать и подстраиваться под президента, а иначе — рискуют потерять доверие. Пожалуй, лучшей иллюстрацией этому служит расцвет ФСБ. Ведомство проводит брифинги даже по зарубежным делам, которые не входят в его ведение. И это только начало. Один западный дипломат предположил, что вера Путина в нелепые теории заговора, как в случае с Майданом, берет начало в брифингах ФСБ, «которая, очевидно, черпала информацию из желтых газетенок, а не из проверенных источников».

Конечно, ошибочно предполагать, что все решения принимает Путин. Он участвует в решении некоторых частных вопросов, особенно в распределении средств, но во многих сферах он просто задает общие параметры и ждет, когда ему предоставят решение. Он создает рынок идей и выбирает понравившиеся. Ведомства могут использовать это, устраивая дискуссии по тем или иным вопросам.

Иногда они действуют через дружественных законотворцев, которые предлагают законы, инициирующие обсуждение выгодных для ведомств тем. ФСБ часто пользуется услугами пресловутой Ирины Яровой, бывшего прокурора и члена думского комитета по безопасности. Она, например, выдвигала на рассмотрение законопроект, позволивший ФСБ стрелять в женщин и детей при определенных обстоятельствах. У каждого ведомства есть свой ручной парламентарий — от главы фракции «Единой России» Владимира Васильева до бывшего журналиста и друга Генпрокуратуры Александра Хинштейна.

Аналитические центры и медиа

Спецслужбы также влияют на общественное мнение с помощью медиа и независимых (иногда только на бумаге) аналитических центров. У ФСБ, к примеру, есть свой аккаунт в твиттере и отдел по работе с медиа. Известно, что у ФСБ близкие отношения с таблоидом LifeNews, который она использует, чтобы навредить репутации своих врагов. Геннадий Гудков и Борис Немцов пострадали от публикаций видео со скрытой камеры и других материалов сомнительного содержания. ФСБ даже издает через посредничество Общественного совета свой собственный журнал «ФСБ: за и против». Как правило, ответ на этот вопрос — «за».

Ведомства вроде СВР и ГРУ не имеют такого доступа к публике (за исключением бодрых сюжетов о спецназе на армейском каналe «Звезда»). Они стимулируют каналы снимать фильмы о подвигах российских разведчиков — исторические и современные. Также они поддерживают аналитические центры, которые играют пока плохо изученную роль в политическом процессе.

Один из известных нам выдающихся примеров — Российский институт стратегических исследований (РИСИ), возглавляемый бывшим офицером СВР, генерал-лейтенантом Леонидом Решетниковым. Это дорогая организация с 12 ответвлениями, своим журналом и каналом на YouTube «РИСИ-TV». И хотя этот институт перестал быть частью СВР в 2009 году, источник описывает его как «PR-отдел ведомства». Начиная с его предостережений от вступления в НАТО в адрес Швеции и Финляндии и заканчивая проклятиями в адрес «террористов» Украины — институт всегда идет в ногу с официальной позицией и анализом Службы внешней разведки.

Существует целый спектр малоизвестных политических исследовательских центров — от Института стратегических оценок и анализа, возглавляемого бывшим майором КГБ генералом Вагифом Гусейновым, до Института политических исследований, находящегося в тесных отношениях со многими спецслужбами и возглавляемого Сергеем Марковым, за свои взгляды ставшим персоной нон грата в Эстонии и Украине. Администрация президента часто заказывает доклады у этих аналитических центров, добавляя небольшие рекомендации по выполнению заказа.

Выводы и рекомендации

Следующая система категоризации негласно использовалась многими генералами: «Я разделяю своих офицеров на четыре класса: умные, трудолюбивые, ленивые и тупые. Каждый офицер всегда обладает двумя из этих качеств». «Того, кто умен и трудолюбив, я направляю в Генеральный штаб. При определенных обстоятельствах ленивый и тупой тоже может принести пользу. Умного и ленивого можно назначать на высшие руководящие должности: он обладает психической стойкостью и ясностью ума для принятия тяжелых решений. Но если человек туп и трудолюбив, от него нужно немедленно избавиться: он слишком опасен».

Похожим образом можно классифицировать и спецслужбы. Они бывают агрессивные и оборонительные, хорошо контролируемые и бесконтрольные. Плохо контролируемые оборонительные ведомства не приносят вреда в мирное время, но и не защищают во время войны. Хорошо контролируемые оборонительные ведомства станут надежным щитом против врага.

Агрессивные становятся грозным оружием, если поддаются контролю, но если нет — тогда они наносят государству огромный урон.

По поводу агрессивности российских спецслужб сомнений не возникает. Более важный вопрос: как хорошо они управляются — не только в повседневной работе, но и при выполнении задач и добыче данных, влияющих на мировую политику? Насколько хорошо они вписываются в более широкую стратегию?

Украинский конфликт дал нам возможность разобраться в этом вопросе. В Крыму и на Донбассе российские спецслужбы сработали великолепно на тактическом уровне — точное указание позиций украинских сил, готовность офицеров сражаться, когда правительственные войска готовились к атаке. Более того, они приняли ряд действенных мер — от террористических и хакерских атак до дезинформационных кампаний и политических уловок.

С другой стороны, недостаток политической и экономической разведки был очевиден до и во время кампании. Либо спецслужбы не ожидали, что Запад будет действовать более решительно после Грузинской войны 2008-го, либо они не донесли свои опасения до руководства, либо оно их не услышало. Так или иначе, этот провал разведки не был единичным случаем, он указывает на серьезную проблему в системе. Спецслужбы, которые сейчас принимают активные меры на Западе, могут казаться эффективными, но с точки зрения стратегии они катастрофически близоруки. Россия не создавала то тектоническое давление, которое сейчас разрывает Европу на части (явления от национализма до кризиса беженцев), но она с радостью использует его в своих целях. В долгосрочной перспективе это едва ли приведет к расколу Европы и господству России.

Снимут санкции или нет, а Россия приходит в упадок и дестабилизируется с каждым днем все быстрее. Более того, агрессивные действия России отдалили ее от таких стран, как Германия, активизировали НАТО и уничтожили то немногое, что оставалось от ее былого влияния.

И в этом ирония. Путин получил разведсообщество, которое он так хотел: мощную, свирепую, многоголовую и послушную Гидру. Но он сам и его мечты о возрождении России как великой державы стали настоящей жертвой этого неуправляемого чудовища.

Спецслужбы подыгрывают его фантазиям вместо того, чтобы информировать и расширять его представление о мире, как и положено хорошей разведке.

Когда головы Гидры не грызутся между собой, они своими действиями поддерживают образ России — дикаря и разбойника: в лучшем случае — силы, которая не соблюдает международный этикет, а в худшем — непредсказуемой угрозы, с которой нельзя достичь понимания. Как отметил источник: «Чем более заняты и »продуктивны» спецслужбы, тем большую цену мы за это рано или поздно заплатим».

Сейчас главная задача Европы — препятствовать вторжению российских спецслужб, делать его нецелесообразным и слишком затратным для Москвы.

Рекомендация 1: гибридная оборона против гибридной угрозы. Если оставить в стороне дискуссии о том, можно ли назвать российскую агрессию «гибридной войной», становится ясно, что ее не подавить обычными военными методами. Здесь требуется «гибридная защита». Стоит начать с решения проблем государственного управления, не в последнюю очередь с решения споров, которые позволяют Москве играть на разногласиях внутри Европы: от отчуждения Греции до кризиса беженцев в Германии.

Также чрезвычайно важно развивать контрразведку и обмен данными, особенно в небольших странах с ограниченными ресурсами. Члены НАТО поставили цель тратить больше 2% ВВП на оборону, но это не должно происходить за счет контрразведки. Для стран, которые сталкиваются с особенно агрессивными операциями российских спецслужб, таких, как страны Балтии, контрразведка должна иметь первостепенное значение. Военную поддержку могут предоставить и другие страны, но бороться с российскими разведывательными и информационными операциями могут только сами балтийцы.

Аналогичным образом страны, в которых главным вызовом являются проникновение капитала, кибератаки или даже российская пропаганда, должны больше внимания уделять защите именно от этих угроз. Возможно, усовершенствование органов финансового контроля и большее количество финансовых экспертов в полиции принесут Великобритании куда больше пользы, чем инвестиции в армию.

Рекомендация 2: нулевая толерантность к российским вторжениям. Споры о том, насколько жестко и публично нужно реагировать на разведывательные операции России, ведутся постоянно, особенно, учитывая приверженность Москвы принципу «зуб за зуб». В современном политическом климате страны Европы не должны становиться заложниками страха или надежды наладить отношения. Они должны отвечать открыто и жестко на подобные вмешательства, не боясь последствий. Эстония уже начала применять эту практику, предавая шпионов суду и публично озвучивая их имена, вместо того, чтобы тихо отправлять их домой.

Европе также стоит наказывать соучастников российских операций. Например, если раскрытый нелегальный агент разведки работал в российской компании, она должна понести наказание. Были случаи, когда новостные агентства предоставляли прикрытие для шпионов, как это было в случае с «РИА Новости» и Леонидом Свиридовым, который предстал перед судом за то, что выдавал себя за журналиста в Польше. Если есть достаточно доказательств, чтобы выслать человека из страны, люди или организации, помогавшие ему, также должны понести наказание.

Это не только донесет до них политическое послание (сейчас Кремль считает, что Европа более терпимо относится к его шпионам, чем США), — но и нанесет удар по конкретному ведомству и его союзникам. Спецслужбы зарабатывают ресурсы и престиж через достижение результатов и теряют их, когда терпят поражение. Проведение рискованных операций говорит о том, что они считают, что ставки высоки, а риски минимальны. Изменив это соотношение и убедив их, что агрессивное поведение будет дорого им обходиться, европейские правительства могут вынудить их начать действовать гораздо более осторожно. И, хотя Кремль определяет общую политику государства, тактические решения принимают командования спецслужб, а на них можно повлиять.

Рекомендация 3: следовать за деньгами и морить Гидру голодом. Чем больше российские операции полагаются на активные меры, тем больше они требуют денег. Европейским правительствам следует обратить внимание на возможность российской разведки (а заодно мафии, казнокрадов и неплательщиков налогов) свободно перемещать средства, скрывая их источники. Этот вопрос не могут решить уже давно, но теперь, когда это проблема касается национальной безопасности, все может измениться. Такие страны, как Латвия, в финансовые системы которых давно проникают российские деньги сомнительного происхождения, делают большие успехи в борьбе с этой проблемой.

Тем не менее, небольшие страны, такие, как Кипр, Чехия и Болгария, хранящие внушительные объемы российских денег, должны сделать финансовую безопасность одной из основных целей. Большая часть этих средств вполне может быть легальной или хотя бы не связанной с разведкой, но свободное перемещение средств Кремлем — все еще большая проблема. Большие финансовые узлы, такие, как Лондон, Люксембург и Франкфурт, должны усилить контроль за финансовым сектором.

Рекомендация 4: понять зверя. Европейские власти имеют обширные знания о российских разведывательных операциях. Много информации передается через НАТО и Евросоюз, но правительства должны работать над расширением сотрудничества. Однако, хоть многим и ясно, как работает российская разведка, о том, зачем она это делает и как это влияет на политику, знают немногие. В этом нет ничьей вины. Контрразведка борется с угрозой на местности, пока специалисты по международной политике сосредоточены на своих проблемах. Имея в виду, насколько важны спецслужбы для геополитики России, нужно не только понимать принцип их работы, но и изучить, насколько сильно они разделены, как они соперничают, как их используют. Власти Европы должны сосредоточить свои аналитические мощности на политической среде, в которой действуют спецслужбы России. Это не только откроет новые тактические возможности, такие, как возможность использовать соперничество между ведомствами, но предоставит нам еще один источник знаний о российской политике.

Кремль — рациональный игрок, но он может использовать только доступную ему информацию для принятия решений. Чем лучше Европа изучит источники, ограничения и характер этой информации, тем точнее она сможет предугадывать действия России.

Рекомендация 5: чувствовать баланс. Несмотря на все вышеописанное, это не новая Холодная война. Русские не представляют для Запада серьезной геополитической угрозы в долгосрочной перспективе, и европейским правительствам уже сейчас стоит задуматься о восстановлении отношений с Россией после ухода Путина. Существует еще много проблем — таких, как вербовка европейских граждан в России. Среди российских студентов, предпринимателей, туристов и работников в Европе неизбежно будут скрываться оперативники российских спецслужб. Но они тоже являются важным ресурсом для Европы: не для вербовки (хотя без этого не обойтись), но как культурные контакты, подрывающие попытки Кремля выдать свою агрессию за оборонительную кампанию против враждебного Запада.

Россия — угасающая сила среднего уровня, которой удалось добиться непропорционального влияния с помощью концентрации средств, политического контроля и готовности нарушать правила международного поведения. Но это ненадолго. Неспособность России управлять своими собственными спецслужбами говорит о том, что вся система не сможет долго существовать при нынешних ограничениях. Европа должна найти баланс между защитой от российской разведки, сдерживанием кремлевского авантюризма и отчуждением российского народа. Несмотря на всю пропаганду, россияне все еще культурно связаны с Западом, и в ближайшем будущем, вполне вероятно, захотят достичь такого социального, правового, экономического и политического прогресса.

Источник – «Эхо России»