Аркадий Бабченко
Праздник оккупанта… Даже не Зазеркалье, нет. И не наркомания. Не шизофрения. Уже какой год я пытаюсь подобрать эпитет своим ощущениям в этот день, и никак не могу. День массового сумасшествия сотен миллионов человек, когда даже у внешне адекватных и разумных в другое время людей в голове отключается способность к когнитивному мышлению и они становятся неким гибридом психического заболевания и наркомании — находящимися под воздействием ЛСД шизофрениками, живущими в измененной реальности, в свою очередь находящейся в состоянии измененной реальности. Психо в квадрате.
Когда человек не видит предмета, не может осознать его формы, понять его цвета, описать его значения.
Когда он сознательно уходит из реальности в свое измерение, и на все попытки его в эту реальность вернуть в этот день отвечает только агрессией.
Когда он сам, сознательно, ставит в своей голове заслон и сам, сознательно, уходит в мир своей выдуманной оруэловщины — где война это мир, где порабощение это освобождение, где поражение — это победа.
Уйти в эту свою наркотическую шизофрению, чтобы не видеть, не замечать, не столкнуться носом с реальностью — и не дай бог её не осознать! — вот главная черта этого дня этой страны.
День выключения реальности.
Даже у тех немногих оставшихся хотя бы относительно адекватными, в Мордоре людей.
Они выключают реальность и начинают писать нечто такое, какие-то такие тексты, как будто они живут — ну, не знаю, на Канарских островах двадцать третьего века в мире победившего всеобщего счастья и справедливости. Где пальмы, океан, райские птицы, розовые пони и о войнах слышали только из рассказов заходящих в порт историков исследователей прошлого.
Они начинают писать про дедов, про подвиги, про наградные листы, про страдания, про смерти, про бабушек, про эвакуацию, про переселение — как про нечто былинное, эпос летописи Нестора.
Писать так, чтобы этот заслон из текстов отодвинул от них ту реальность, которая, на самом деле и окружает их, и чтобы они не дай бог не смогли попасть в неё через эти свои тексты-заслоны и увидеть, наконец, что ровно то же самое, вот ровно все, о чем они пишут — их страна делает прямо сейчас с другими в прямом эфире.
Что концлагеря их страна устраивает на подвалах Донбасса. Что окружения и котлы их вермахт устраивает в Дебальцево и Иловайске. Что беженцев они устроили на Юго-востоке и в Крыму. Что гетто и облавы их гестапо устраивает в Бахчисарае и Яны Капу. Которые они переименовали, чтобы вытравить даже топографию.
Что эвакуация, эта сторона улицы наиболее опасна при обстреле, надписи «бомбоубежище», добрые люди приютили и пустили пожить в бане, что похоронки и пал смертью храбрых — что все это не семьдесят пять лет назад.
Все это прямо сейчас. Здесь. Вот в этот вот самый день. Вот в этот самый момент, пока вы фотографии дедов в соцсетях постите.
Не какие-то там гитлеровцы.
Ваша страна. Ваша же страна.
В которой они ходят с палками с фотографиями своих дедов-освободителей.
«Представьте себя в минуту известия о начале войны, когда становится неотвратимо ясно, что ужасное уже рядом, и его невозможно избежать. Вашему краю остались считанные дни до оккупации, и вы не знаете, успеете ли вы отправить своих родных в безопасное место. Вы и не знаете, существует ли оно на самом деле – безопасное место.
Или они останутся на захваченной земле, и вы ничего не будете знать о них годы и годы, или вы успеете посадить их на последний поезд в тыл, но если вы ушли на фронт, то вы точно так же можете потерять своих родных из виду, как и они вас. Но поезд спасения может стать поездом смерти, прилетевшей с неба. А вы не будете знать об этом годы и годы.
Представьте себе это расставание, когда оставаться вместе – значит, скорее всего, вместе погибнуть, а расстаться – значит, скорее всего, погибнуть поодиночке, не успев дать друг другу последнюю весть.
Представьте себе своих родителей и своих детей, которым вы говорите прощальные слова «Я вернусь», зная, что, скорее всего, не вернетесь.
Представьте себе, что каждый день вы ждете от них писем, как и они от вас, и отсутствие письма будет приносить не только страх вечной потери, но сохранять надежду – если нет и похоронки, то, возможно, и дай Бог, человек жив.
Представьте себе людей, рядом с которыми вы будете воевать. Вы познакомитесь с ними сегодня, и уже завтра они будут погибать на ваших глазах – каждый день, день за днем.
Представьте себе жизнь, когда каждый час, каждая минута могут оказаться последними в вашей жизни.
Представьте себе, что ваши шансы выжить будут во многом зависеть от того, насколько вы научитесь убивать. Каждый день.
Представьте себе полностью разрушенным ваш дом, разоренным ваш кров.
Представьте себе оскверненными могилы ваших родных.
Представьте себе, что вы потеряли всё.
И за всё это время смерть не нашла вас.
А война закончилась.
Тогда вы поймете, что это такое, – День Победы».
Это сегодня написал один из немногих оставшихся там относительно адекватных людей. Антипутинист. Оппозиционер. Всему миру доказавший, что на Донбассе есть псковские десантники. Избитый за это.
И вот…
Текст написан так, как будто это что-то из «Властелина колец». Что-то такое жуткое и страшное, что было только в прошлом, когда на земле водились чудовища и драконы, и что нам в нашем счастливом настоящем не суждено уже встретить и понять.
А то, что РОВНО ВОТ ТАК УЖЕ ШЕСТОЙ ГОД ЖИВЕТ СОСЕДНЯЯ СТРАНА — это до них донести невозможно.
Уже невозможно.
Несколько лет назад еще можно было.
Но теперь занавес опустился окончательно.
И — все. Больше этой повестки не существует.
Что соседней стране не нужно представлять себя в минуту известия о начале войны — она пережила эту минуту.
Что не нужно представлять расставание — и расставались, и обнимали детей так, как обнимают только тогда, когда не знают, вернутся ли.
Что многим не надо рассказывать о семьях, оставшихся на захваченной земле. Мне вот, например, не надо рассказывать. Потому что, уезжая в командировку туда, я понимал, что моя семья остается именно на захваченной земле, и что если к ним придут из-за меня, я сделать уже ничего не смогу. Не надо мне представлять это чувство — я его, блядь, пережил. Кишками своими пережил. Я знаю, что такое оставлять детей в оккупации, зная, что они на заметке у Гестапо и не зная, вернешься ли. Но говорить при этом «Я вернусь».
И звонки, заменившие письма, и людей, вчера незнакомых, а сегодня оказавшихся рядом плечом к плечу, и разрушенные или брошенные дома — сорока миллионам людей все это представлять не надо.
Это все делает ваша страна.
Ваша. Страна.
Прямо сейчас.
Но нет. Не дай бог сказать о реальности. Не дай бог написать о ней. Не дай бог с ней столкнуться.
И — деды, подвиги, награды, фотографии…
Дневники лейтенанта. Воспоминания про «настоящую войну». Нам этого никогда не узнать. Вы только представьте…
Хотите представить, как выглядит настоящая война? Да не вопрос.
Ваша страна прямо сейчас ведет две. Вру, уже три. Отложите дневники Николая Никулина и езжайте на Донбасс, скорбетели диванные. Ваши скорбные лица о боях восьмидесятилетней давности, когда прямо сейчас ваша страна перепахивает соседнюю каждый божий день полусотней обстрелов — просто невероятно тошнотное лицемерие. Когда ваши танки утюжат чужие города… Как вы этого не чувствуете?
Десять часов на машине — и я вам покажу все своими глазами.
Я вас проведу.
Вот прям по тем же местам проведу, где семьдесят пять лет назад все и было, о чем вы так стонете и скорбите.
И где сейчас происходит все то же самое.
Которые сейчас точно так же утюжат танками и артиллерией.
Вы уже утюжите.
Хотите узнать, каково это было?
Так приезжайте!
Но нет.
Дедов на палки, и — вы только представьте…
Сорок миллионов украинцев могут представить, три с половиной миллиона грузин могут представить, два с половиной миллиона молдаван могут представить, миллион двести тысяч чеченцев могут представить, семнадцать миллионов сирийцев могут представить, тридцать миллионов афганцев могут представить — и далее, и далее, и далее, и прочая, и прочая, и прочая — после второй мировой СССР и Россия поучаствовали в 36 войнах, и все на чужой территории — и только жители Прекрасной Светлой России все не могут и не могут себе представить…
Даже и не знаю, как так получается-то.
Магия. Не иначе.
Чтобы понять все это, просто представьте, что вы — украинец в 2014 году.
Все. Больше ничего не надо.
Сеанс массовой терапии, сеанс самоличного суда, когда коллективный убийца тоже хочет показать себя жертвой — вот видите, господа присяжные, нам тоже когда-то было плохо. Наше детство тоже было не сахар.
Так, наверное. Другого объяснения у меня нет.
Но ладно хотя бы это. Хотя бы уход от реального в прошлое. Но нет же. Они же еще и прошлое искажают. Принявшие ЛСД шизофреники, ушедшие в свой виртуальный мир, и там принявшие вторую порцию виртуального ЛСД еще раз.
Психошизофрения в кубе.
Освобождение мира от фашизма… Откуда вообще взялась формулировка, что Советский союз воевал за свободу? Нет, откуда она взялась, понятно. Но кто её сейчас опять вытащил на поверхность?
За свободу воевала Великобритания. С самого начала, с сентября 1939 года, и до самого конца, по август сорок пятого.
А СССР, по блестящему определению Буковского, воевал за то, какие в мире будут концлагеря — красные или коричневые.
Правда заключается в том, что никого вы не освобождали.
Ваши деды не освободители.
Ваши деды — оккупанты.
Просто они воевали с другими оккупантами и победили их. И завоевали тех, кого должны были завоевать те.
Но никоим образом не освободили.
Через семьдесят лет после двадцатого съезда и через тридцать после открытия архивов писать, что мы сражались за свободу — это надо совсем дурачком быть.
Кого вы освободили, освободители? Западную Украину, которую давили, уничтожали, убивали, заливали кровью до середины пятидесятых?
Я вел расстреливать бандитку.
Она пощады не просила.
Смотрела гордо и сердито.
Платок от боли закусила.
Потом сказала: «Слушай, хлопец,
Я все равно от пули сгину.
Дай перед тем, как будешь хлопать,
Дай поглядеть на Украину».
Освободитель Давид Самойлов, 1946 год.
Её вы освободили? «Бандитку»?
Польшу, которую начали насиловать сразу, как пересекли границу? Потому что буржуи и заграница, а какая именно заграница — да какая разница!
Чехов в шестьдесят восьмом?
Чеченцев в сорок четвертом? Ингушей, крымских татар, эстонцев, латышей, литовцев — которых освобождали аж до семидесятых, последний лесной брат до семидесятых в лесах сидел — молдаван, казахов, крымских татар?
Кого?
Кого вы освободили?
Немцев? Которых сотнями стреляли при побеге от вашей свободы?
Евреев? Которые до самого падения СССР, аж до девяносто первого года, полвека еще после великого освобождения, оставались нацией второго сорта — с официальным ущемлением прав? Которым жить предлагалось в новой черте оседлости, свободном Биробиджане?
Может, казаков, идиоты-потомки которых сейчас ходят с шашками и нагайками и иконами Сталина? Расскажите им про Лиенц и Юденбург. Про Казачий стан и Пятнадцатый казачий кавалерийский корпус. Про то, как англичане в этом самом Лиенце и Юденбурге выдали СМЕРШу и НКВД по их требованию около шестидесяти тысяч казаков вместе с эмигрантами первой волны и казацкими семьями, женщинами и детьми. И как женщины привязывали грудничков к себе и прыгали во время передачи с моста, лишь бы не быть освобожденными. Как освободители расстреливали освобожденных на месте.
Узников Освенцима? Советскую часть из которых просто пересадили в поезда и отвезли в другие лагеря уничтожения, уже в Сибирь? Как и оборудование освобожденного Бухенвальда, которое размонтировали, также перевезли в СССР вслед за эшелонами с освобожденными, там заново смонтировали — и продолжили применять по назначению.
А, может, русских? Может, себя, хотя бы, освободили?
О, да…
Даже если оставить в стороне остальной мир, говорить, что деды принесли свободу своей родине — о, да. Называть сталинский режим 1947 года свободой может только полный идиот.
Ваши деды были оккупантами. Реальность заключается в том, что ваши деды были оккупантами, друзья мои.
Оккупанты сражались против оккупантов — и никак иначе эта война рассматриваться не может.
Да, это не их вина. И обвинять их в этом — быть таким же идиотом, только с противоположным знаком.
Но другим от этого этот факт не становится.
Они сражались за свою жизнь. Чтобы не быть уничтоженными в газовых камерах.
Но освободителями это их никак не делает.
Ваши деды сражались за то, чтобы посадить мир в красные лагеря. И — посадили. Еще на полвека.
И мой дед — тоже. Да, да, мой дед — тоже. Он и начал-то войну в Халхин-Голе, на чужой земле. Японцев он оттуда прогнал, спору нет. Да только вот говорить, что он принес Монголии свободу в виде укрепления власти маршала Чойболсана и его репрессий — у меня как-то язык не поворачивается.
И сам я — тоже.
Я сам — оккупант.
Я точно так же был солдатом захватнической армии на чужой земле.
Так что и про этот аспект войны мне представлять ничего не надо. Я и его знаю. Я знаю, что это такое, ехать на броне по чужой земле в кирзачах и автоматом в руках, и видеть на себе ненавидящие взгляды детей с обочины.
А вот вам бы и это не помешало представить.
И именно в этот день.
Но я это — хотя бы понимаю.
А вы все ходите с дедами на палках и орете про освободителей.
Вы всегда — всегда, с самого начала своего существования, во все стороны, хоть в Сибирь, хоть в сторону Европы, хоть к морю — были только оккупантами, и никогда освободителями — и остаетесь оккупантами и по нынешний день.
Вы и сейчас — страна оккупант.
И когда жители страны оккупанта ходят с портретами солдат армии оккупанта и отмечают это как праздник свободы…
Ладно. Я не психиатр. Это уже не ко мне вопрос.
Но пока вы не поймете этого — и не просто поймете, а не сделаете это своим общественным консенсусом, не озвучите это вслух, не принесете извинений, не принесете репараций, не примете право других на свободу и не поддержите его действенно — вы просто не имеете никакого морального права ничего писать в этот день.
Пока ваши танки стоят на Донбассе, в Самачабло, в Къырым, в Нохчийчоь — вы не имеете никакого права рассказывать, как плохо было вашим дедам и какие ужасы они пережили.
Как можно не чувствовать этого, я не понимаю.
Вот такой вот он, этот ваш День Победы.
В рамках проекта «Журналистика без посредников».
К сожалению, каждый раз я вынужден напоминать — за текст с парой сотней репостов приходит всего по несколько переводов. Возможно, каждый думает, что и без него уже неплохо перевели. Но нет. Голодные дети плачут, папка, дай макаронинку.
Если кто считает, что свою писательскую жизнь я живу не зря, что мои тексты заставили задуматься, пересмотреть какие-то решения, принять их, взглянуть на мир по-новому, засмеяться, заплакать, сопереживать, улучшить свои навыки по критическому восприятию информации или иным способом были полезны, то все как всегда.
Не сдерживайте себя, братцы.
Приват-банк карта номер: 5363 5423 0856 3718
Яндекс-кошелек, номер 410 011 372 145 462
В Сбербанке карта номер 4276 3800 8339 8359
Либо просто кинуть на телефон
МТС: +7 915 237 41 78
Мегафон: +7 926 558 57 89
Карта «Приват» для переводов в евро: 5363 5423 0856 3775
BENEFICIARY: BABCHENKO ARKADIY, index 01001, Ukraine,city Kyiv,street Yevhena Sverstiuka,building 52,Housing V,flat 94
IBAN — UA093052990000026209745712640
ACCOUNT: 5363542308563775
BANK OF BENEFICIARY: PRIVATBANK, 1D HRUSHEVSKOHO STR., KYIV, 01001, UKRAINE
SWIFT CODE/BIC: PBANUA2X
CORRESPONDENT ACCOUNT: 400 8867004 01
INTERMEDIARY BANK: Commerzbank AG Frankfurt am Main Germany
SWIFT CODE/BIC: COBADEFF
Долларовая карта «Привата»: 5363 5423 0856 3759
BENEFICIARY: BABCHENKO ARKADIY, index 01001, Ukraine,city Kyiv,street Yevhena Sverstiuka,building 52,Housing V,flat 94
IBAN — UA383052990000026202745693829
ACCOUNT 5363542308563759
BANK OF BENEFICIARY: PRIVATBANK, 1D HRUSHEVSKOHO STR., KYIV, 01001, UKRAINE
SWIFT CODE/BIC: PBANUA2X
CORRESPONDENT ACCOUNT: 0011000080
INTERMEDIARY BANK: JP MORGAN CHASE BANK
SWIFT CODE/BIC: CHASUS33
Для переводов из США:
INTERMEDIARY BANKJP MORGAN CHASE BANK
SWIFT: CHASUS33
ABA: 021000021
Источник – ФБ Аркадия Бабченко
фантастически написано! Явно выплеснул всю боль души. Репост, однозначно