Его расстреляли на Дерибасовской

Хотите что-нибудь понять в том, что на самом деле произошло в Одессе 2 мая? Читайте. Геббельсы кремлёвской мрази об этом никогда и не заикнутся. Они же не в состоянии опровергнуть ни единого факта этого материала… — Ремарки «Слова»

«Его расстреляли на Дерибасовской…» Первым погибшим 2 мая в Одессе был десятник одесского «Правого сектора» Игорь Иванов

Когда вам в очередной раз попытаются внушить, что происшедшее 2 мая в Одессе – это «Одесская Хатынь», знайте – это ложь. Потому что трагедия началась не на Куликовом поле и не в Доме профсоюзов, а гораздо раньше, на улице Дерибасовской. 2 мая, в 16.10, смертельное огнестрельное ранение евромайдановца, десятника одесского «Правого сектора», уроженца города Белгород-Днестровский Одесской области , юриста Игоря Иванова – вот та точка невозврата, после которой трагические события того дня стали необратимыми. И эта кровавая точка невозврата – на совести организаторов одесского антимайдана и исполнителей московского сценария «раскачки» Одессы.
Именно Игорь Иванов был убит первым в тот страшный день, именно с него началась кровавая жатва одесской трагедии, которая закончилась зловещим пожаром в Доме профсоюзов несколько часов спустя. Не будь этого рокового выстрела со стороны, как предполагает следствие, руководителя так называемой мобильной группы Куликова поля Виталия Будько по кличке «Боцман», не было бы ни дальнейшего противостояния в центре города, ни сожженных палаток на Куликовом поле, ни сгоревшего вместе с людьми Дома профсоюзов.

— Я теперь здесь все время сижу и разговариваю с ним. Спать ложусь с ним и встаю с ним.

Вот уже десять месяцев Люба проводит все свое свободное время в глубоком синем кресле напротив стола, на котором стоят фотографии ее сына Игоря Иванова.

На столе в небольшой квартире Ивановых в белгород-днестровской новостройке – вся жизнь Игоря, не дожившего до 28 лет. Детский сад, школа, служба в ВДВ, юридическая академия, работа в административном суде. Диплом о высшем образовании, грамоты, голубой берет десантника, мотоциклетный ярко-желтый шлем. Именно в этом шлеме он был в тот день…

Шлем был приметный, Игорь выделялся в нем на киевском Майдане, куда помчался сразу после первого расстрела митингующих 18 февраля. Добирался на перекладных, потому что ни на поезде, ни на автобусе в те страшные февральские дни из Одессы в столицу было не попасть. Маме сказал: «Ты видела, что сделали эти звери?» Мама в своей уютной белгород-днестровской квартире была уверена, что сын смотрит телевизор в Одессе. А он взял отпуск за свой счет, попросил квартирной хозяйке не говорить ничего родным, и рванул в столицу. После его смерти родители нашли в сыновнем телефоне фотографии с Майдана.

— Игорь был страшный чистюля, — говорит Люба. – А когда вернулся из Киева, был весь в какой-то копоти, небритый, чумазый. А руки! Видели бы вы эти руки…

У него был друг и однофамилец – Алеша Иванов. Они неразлучны с детсада, в школе за одной партой сидели. После окончания вузов ненадолго потерялись, года три назад нашлись через соцсети. Алексей, как и квартирная хозяйка, знал, что его друг в Киеве. Боялся, переживал за него, со своими киевскими родственниками разработал план, как вывезти Игоря и его друзей-одесситов, если что. Тогда думал о худшем, а все обошлось. После бегства Януковича Игорь благополучно вернулся домой.

 Точно так же Алексей надеялся вытащить друга из кровавой бани на Дерибасовской 2 мая. Звонил, не прекращая, с трех часов дня. Трубку никто не брал. Где-то в начале шестого услышал в телефоне голос мамы Любы: «Игорь погиб».

— Я теперь на шашлыки смотреть не могу, — говорит Люба.

В тот день они с мужем Володей гуляли с друзьями. Уже было тепло, и потому запалили мангал для традиционных первомайских шашлыков прямо на берегу моря. Полпятого ей позвонили из Еврейской больницы с мобильного телефона сына и сказали, что у него огнестрельное ранение в брюшную полость. Оказывается, он еще был в сознании, когда «скорая» привезла его в больницу, и успел сообщить врачам свои имя и фамилию.

Они буквально летели с мужем из Белгорода на Мясоедовскую. Когда сидели перед операционным боксом, вышел врач и сказал, что Игорь умер. Люба не смогла зайти в операционную, сына опознал его отец.

— Почему Господь забирает лучших? – спрашивает она меня, а мне нечего ответить. У нее трое детей, но только про Игоря она говорит: «Он – честь моя, моя гордость и моя совесть. Я равнялась на него».

Она его всю жизнь оберегала, как будто чувствовала, что с ним может стрястись беда. Пыталась выкупить у судьбы. Бегала по военкомам, договаривалась, чтобы Игоря не забрали в армию. Сторговалась с одним полковником за 500 долларов и даже деньги передала. А сын просто позвонил в один прекрасный день: «Мама, я на вокзале, еду в Днепропетровск в армию». Пошел, как и его старший брат, Владимир, в воздушно-десантные войска. Надо ли говорить, что мама на третий день была в части, познакомилась со всем комсоставом, а потом привозила такие передачи, что хватало каждому солдатику в роте? Последние полгода он служил в штабе в Днепропетровске. Она все-таки нашла «блат» и перевела его в тихое безопасное место. Он страшно на нее обиделся за это. Его друзья десантники тоже пеняли ей: «Вы Игорю карьеру сломали». А она отвечала: «Да не важна мне его карьера, мне нужно, чтобы он был жив».

Они с мужем были уверены, что именно Игорь станет их опорой в старости.

Они всегда жили материально неплохо, даже в тяжелые 90-е. И могли позволить себе то, на что многие другие родители денег не имели. Однажды, когда Игорь еще был в младших классах, Люба предложила ему взять с собой в школу мандарин. Мальчик заупрямился: «Как же я его буду есть, он же будет пахнуть на весь класс?» Она, не подумав, предложила: «Сыночка, а ты спрячься и съешь!»

— Господи, как он тогда на меня посмотрел и сказал: «Мама, как ты можешь?» — вспоминает Люба. Она всегда понимала, что он не такой, как остальные ее дети:

— Он настоящий, со стержнем. Когда учился в МГУ, проходили президентские выборы. И он проголосовал за Юлю, а не за Януковича. Сделал фото своего бюллетеня, отдал, как требовали, в деканат. После этого нас с мужем вызвали в ректорат и сказали, что его будут отчислять за «неправильное» голосование. Мы стали возмущаться, дескать, разве можно такого хорошего студента отчислять. А он сказал нам очень просто: «Не имеют права». И знаете, не отчислили. В его дипломе практически одни отличные оценки.

А потом, уже на старших курсах, ему предложили пойти работать помощником судьи. Игорь отказался. Потому что надо было каждый раз отпрашиваться с занятий, а это означало зависимость от чужих решений. И потому что это уже не было бы нормальной учебой. Вокруг него было полно студентов, которых он практически не видел на занятиях. Но он так не хотел. И потому отказался от хорошей стартовой площадки в судейской иерархии, и после защиты диплома трудился на скромной должности работника статотдела административного суда.

Вообще-то в их семье не было политического единомыслия. Отец Владимир голосовал за партию регионов, мама Люба была за Юлю. Игорь поддерживал маму, они вместе читали программы Тимошенко, переживали за ее судьбу во время заключения в тюрьму.

Когда началась эпопея по аннексии Крыма, в стране запахло войной. В марте Игорь позвонил матери: «Передай отцу, если он не откажется от Януковича, я уйду на войну в Крым». Война, слава Богу, тогда еще не случилась, отец от своих политических взглядов не отказался, но Игорь определился четко.

Они часто говорили о том, что происходит в стране. Игорь рассказывал матери об ужасающей коррупции в судах, прокуратуре, милиции. В последний его приезд домой накануне 2 мая он говорил: «Мама, вот посмотришь, ничего этого не будет, наша страна будет свободной от коррупции и грязи. Быстро это сделать невозможно, только два месяца прошло. Все будет, вот посмотришь». Он очень верил в будущую Украину – чистую от коррупции и беззакония, правовую державу. И защищал свой идеал так как мог, как умел.

О том, что он имеет отношение к «Правому сектору», Люба узнала случайно: сын на нее зарегистрировал аккаунт в фейсбуке, и она, не владеющая компьютером и искусством общения в соцсетях, случайно увидела его переписку в чате с единомышленниками. В глубине души ужаснулась (в народе уже распространялся образ кровожадных правосеков). И когда Игорь в очередной раз приехал на выходные домой, вызвала его на серьезный разговор. Он успокоил мать, сказал, что помогает организации юридическими консультациями. А ее волновало лишь одно: безопасность любимого ребенка. Позже стала догадываться, что это не просто юридические консультации. И была права: Игорь был десятником в одесской организации «Правого сектора». Зная о том, насколько демонизирован образ «правосеков», просто не хотел травмировать родителей.

Но Люба, которая привыкла все в жизни контролировать, все-таки прижала его к стенке.

— Мама, мы никого не бьем. Мы охраняем людей на мирных митингах. А пророссийские наших бьют до крови. Но мы не отвечаем тем же, мы отбираем у них биты, — так он объяснил.

Уже после гибели Игоря она брала трубку всякий раз, когда на телефон сына кто-то звонил. А звонили часто. В основном это были ребята, которыми он командовал. Она расспрашивала – кто, чем занимается.

— Оказалось, это не какая-то там шпана из подворотни, а 19-20-летние студенты. Политех, медин, архитектурно-строительный, — говорит Люба. – Они, как и мой сын, шли туда не за деньги, а для того, чтобы отстаивать свою страну, чтобы защищать ее. А Игорь был впереди. Я потом много фотографий и видео в его ноутбуке нашла. Они стоят плечом к плечу, но Игорь всегда хоть немного впереди. Он их вел и одновременно защищал, я так думаю. Они же младше него были, совсем дети. Нашла видео, где они стоят, взявшись за руки, и не дают повесить российский флаг. По-моему, возле Дюка.

А в тот день они стояли возле Соборки, с той стороны, где кафе «Жарю-парю». Их не пустили по улице Вице-адмирала Жукова, и они хотели пройти возле «Гамбринуса». Там, на Дерибасовской, его и расстреляли… Лучше бы меня убили…

Кстати, руководители одесской «Самообороны» решили ходатайствовать о том, чтобы Игоря Иванова и Андрея Бирюкова – единственных среди убитых 2 мая сторонников Евромайдана, включили в список «Небесной сотни».

— Во время событий 2 мая мой сын был безоружным, — говорит Владимир Иванов. – А убивать безоружных – это подлое преступление. У следствия есть информация, что убил Игоря Виталий Будько по кличке «Боцман» пулей со смещенным центром тяжести из карабина, переделанного из автомата Калашникова.

Для тех, кто не понимает, что такое эксцентрик: это такая пуля, которая может, условно говоря, войти в левую ягодицу и выйти из правого уха. Она меняет направление своего движения в теле человека, натыкаясь на любое изменение плотности среды. И как вы понимаете, перемалывает всё на своём пути, — Ремарки «Слова»

Значит, у пророссийской стороны было такое запрещенное оружие? Зачем, для чего они его применили 2 мая?..

Ответ на этот вопрос ищет и официальное следствие, которое с 5 мая ведет в Одессе группа следователей из Главного следственного управления МВД Украины. Этот ответ ищем и мы, члены «Группы 2 мая», которые проводят журналистское расследование трагедии. Этот вопрос – ключевой, потому что, по нашему убеждению, кровь множества раненых и шести убитых в районе Дерибасовской, из которых Игорь Иванов был первым, и спровоцировала другое страшное преступление — в Доме профсоюзов.

Гибель Игоря Иванова 2 мая потрясла тихий, провинциальный Белгород-Днестровский. Его семья хорошо известна в городе, самого Игоря знали только с положительной стороны. И когда такой парень из такой семьи погиб, защищая единство Украины, многих аккерманцев это заставило посмотреть на ситуацию в стране совсем иначе.

— Ко мне часто подходят люди и говорят: если бы не Игорь, у нас бы тоже могло быть так, как в Луганске и Донецке. Но благодаря ему у нас мир, — рассказывает Люба.

— О том, что изменились настроения людей, я чувствую по тем вопросам, которые нам задают, — говорит Владимир. – Даже у тех людей, у кого были пророссийские взгляды, мнение поменялось после гибели сына.

К 9 дням со дня гибели Игоря Иванова местный активист Петр Чернышук, известный диссидент и легенда патриотического движения Бессарабии, основатель отделений РУХа и КУНа в Белгороде-Днестровском, сделал стенд с его фотографиями, который в памятные дни выставляют в центре города. Рядом с этим стендом идет сбор денег на АТО.

Постоянно стенд находится в редакции местного телевидения «Тира ТВ». Главный редактор телеканала Александр Маркевич рассказал много интересного о своем земляке:

— Я Игоря не знал лично, больше общался с его старшим братом Владимиром. А с ним познакомился где-то через неделю после того, как в Киеве на Майдане разогнали студентов. В нашем городе, где власть уже два созыва в горсовете принадлежала регионалам, проукраинские активисты старались особо не светиться. И потому митинги за Майдан были совсем малочисленными – 5-10 человек выходили. На таком небольшом митинге возле памятника Шевченко в начале декабря один из активистов позвал желающих ехать в Киев. К нему подошел Игорь и записался для поездки. Я очень удивился, потому что атмосфера в городе была довольно тягостная, такие явные проявления оппозиционности можно было ожидать только от совершенно отчаянных. А Игорь, как мне казалось, к таким не относился. И я заинтересовался, подошел к нему. Он сказал, что видит беспомощность организаторов поездки и будет узнавать, как поехать из Одессы. Уже в конце февраля от наших свободовцев я узнал, что Игорь таки ездил в Киев, защищал баррикады на Майдане.

О том, что Игорь Иванов погиб 2 мая, в городе узнали довольно быстро, потому что его тело было сразу же идентифицировано. Реакция на его смерть была очень неоднозначной. Все прекрасно знали его семью, она очень уважаема среди аккерманцев. Назвать эту семью бандеровской никто бы не смог. А про Игоря знали, что он серьезный парень, начинает делать карьеру юриста. Ну, никак это не совпадало с образом страшных «майдаунов»! Кроме того, такого человека трудно ввести в заблуждение. И значит, быть 2 мая на стороне проукраинских сил, участвовать активно в событиях – это был его собственный выбор. То, что он был на Греческой в составе «Правого сектора», — это и вовсе стало шоком. Но именно после этого легенда о страшном «Правом секторе» стала разрушаться. Вообще накануне Дня победы в городе царили безвластие и растерянность, ветераны были готовы вообще отменить все празднования и даже отказались от торжественного обеда в том кафе, в котором «Правый сектор» поминал своего побратима. Был очень большой страх приезда в город чужих и повторения сценария 2 мая у нас.

И тогда проукраинские и пророссийские активисты, между которыми на тот момент было серьезное противостояние, встретились и договорились: 9 мая снять всю символику, а главное, не допустить приезда в город чужих ни с той, ни с другой стороны. Я считаю, это произошло именно из-за гибели Игоря Иванова, который был своим для обеих сторон, для всех горожан. В результате колонна ветеранов совершенно спокойно прошла по городу. А многие посмотрели на своих политических соперников другими глазами.

Игорь Иванов пожертвовал своей жизнью не только во имя мира в древнем Аккермане, но и в Одессе, и в Украине.

— Думаю, если бы он не погиб 2 мая, воевал бы сейчас в АТО, — говорит Люба.

— А я просто уверен в этом, — говорит друг детства Алексей Иванов. – Ведь Игорь, как только услышал, что в Одессе формируется батальон «Шторм», сразу пошел записываться. А его взяли почему-то только в запас. Представляете? Здорового, прошедшего десантные войска парня не взяли в действующий батальон самообороны. Это как вообще можно понять? В АТО у него было бы гораздо больше шансов остаться в живых, потому что он был хорошо подготовлен и ему дали бы настоящее оружие. А 2 мая у него шансов не было. Ну, не готовился он к бойне. Бронежилет на нем был самодельный, еще сделанный на Майдане, от удара ножа или от резиновой пули он мог спасти, но не от пули. Да кто ж на пули рассчитывал?

… Любовь Иванова – настоящая болгарская мама, заботливая и теплая. Очень обаятельная, общительная женщина, щедрая и хлебосольная. До 2 мая, я думаю, она была душой любой компании. Сейчас Люба обижается на своих многочисленных друзей, когда приглашают их с мужем на праздники. После 2 мая ее жизнь – в этом синем кресле напротив стола, где живет память о сыне, где все время горит свеча и стоит стакан с водой, накрытый кусочком хлеба.

— За десять месяцев для меня ничего не изменилось. Мне иногда кажется, что он здесь. Просто ушел и скоро вернется. А потом я понимаю, что больше никогда его не вижу. И что его нет нигде, — говорит она слова, которые режут сердце как острый нож…

Автор — Татьяна Герасимова.

Фото Светланы Подпалой, Татьяны Герасимовой, из архива семьи Ивановых.

Источник — сайт «Группа 2 мая»