Путь, которого нет

Григорий Явлинский: «Путь, которого нет»

Главная цель сегодняшней российской государственной политики, которая подчиняет себе все, — не развитие страны в реальном мире XXI века, а сохранение режима персональной власти на неопределенное время

Выступление Владимира Путина в ООН и интервью американскому и российскому телевидению в значительной степени суммировали основные положения политического курса, который он реализует с мая 2012 года. В него входит все, что происходит внутри страны, а также Украина, Крым, Донбасс и вот теперь Сирия.

Нельзя сказать, что прозвучало что-то новое — почти все это говорилось неоднократно и ранее. Постоянно звучат слова: «российская модель, суверенитет, легитимность, друзья и союзники, многополярность, международное право…»

В России привыкли не слишком обращать внимание на публичные высказывания начальников, потому как слишком много пустословия («свобода лучше, чем несвобода»), сопровождаемого непреодолимым разрывом слова и дела. Но в данном случае ситуация несколько иная. Сегодняшние слова президента — плод и выражение мировоззрения, лежащего в основе действий, в которые втягивается вся страна, все граждане, включая нынешние и еще не родившиеся поколения. Поэтому очень важно понимать, что за словами кроется, особенно сейчас, в контексте прямого российского вмешательства в сирийскую гражданскую войну.

Российская модель

Отправной тезис политического курса Владимира Путина: сопротивление «навязыванию» нашей и другим странам неких «моделей развития» извне и защита «российского суверенитета».

Внутренняя политика последних лет показала, что под «моделями извне», от которых, по мнению президента, следует бескомпромиссно, всеми способами вплоть до военных защищать Россию, в Кремле понимают реальное разделение властей, независимую судебную систему, права и свободы человека, неприкосновенность частной собственности…

На самом деле это никакие не «модели извне», а важнейшая составная часть современного исторического процесса, и для любой страны, которая хочет сохраниться в ХХI веке, эти направления развития не вопрос выбора. Это императив, неизбежность.

Конечно, делать все это мы должны сами, «впаривать» ни нам, ни другим все это не нужно и бесполезно, но делать сами мы должны именно это.

Однако главная цель сегодняшней российской государственной политики, которая подчиняет себе все, — не развитие страны в реальном мире XXI века, а сохранение режима персональной власти на неопределенное время. В обеспечении неприкосновенности власти и заключается вся сегодняшняя российская «модель». Ради ее поддержания производится умышленное выхолащивание и, по сути, уничтожение всех современных государственных институтов: суда, закона, права собственности… То есть в стратегическом плане страна не просто тормозится в своем движении вперед, она отбрасывается назад, демодернизируется.

Именно зацикленностью на теме сохранения в неприкосновенности власти диктуется вся внешняя политика: и Украина, и теперь участие в гражданской войне в Сирии, и все другие авантюры, которые еще предстоят в силу неизбежного провала предшествующих.

Отказ наверстывать упущенное, переходить от имитационного развития к реальному, вытекающий из такого политического курса, означает пребывание на периферии глобального развития, причем с большой вероятностью, вечное. Никакого особого пути вне европейской цивилизации у России просто нет, и попытка построить «свою евразийскую модель» приведет к краху и развалу. (Вообще, как известно, когда водитель трамвая начинает искать новые пути, это плохо кончается.)

В отличие от СССР, Россия никаким полюсом не является, т. к. нет у нее никакой «сверхидеи», своей особой философии или идеологии. Был в ХХ веке 70 лет «мир советской коммунистической идеологии» и конкретная практика этой идеологии, попытки ее навязать. Но даже СССР, в отличие от сегодняшнего российского руководства, не отрицал исторический процесс, а утверждал, что «находится в его авангарде, и рано или поздно все пойдут по этому пути». Отсутствие реального движения компенсировалось ложью и насилием, что создавало огромное напряжение, в конце концов приведшее к краху советской системы.

У сегодняшней России нет ни лидерской идеологии взамен обанкротившейся советской, ни стратегии (ни национальной, ни глобальной), ни практики ее внедрения. Есть слабая авторитарная провинциальная система полукриминального националистического типа, существующая на деньги от продажи сырья. Именно ее и предполагается защищать.

Суверенитет

Сохранение режима в неприкосновенности обосновывается необходимостью защиты суверенитета страны. В это слово вкладывается какой-то сверхценностный, чуть ли не сакральный смысл, совершенно оторванный от действительности. Во‑первых, потому что никакого абсолютного суверенитета в мире ни у кого нет. (Есть такая шутка: «Какая самая независимая страна? Вануату. Почему? Потому, что от нее ничего не зависит».)

Во‑вторых, суверенитет страны в современном мире прямо пропорционален ее экономической мощи, моральному авторитету государства, пониманию стратегических интересов народа (нации) и способности их реализовывать. Действия в этих направлениях и есть политика суверенитета, т. е. суверенная политика.

«Что хочу, то и ворочу» — это не суверенитет, а проявление комплекса неполноценности российской «элиты», в основе которого глубинное понимание ограниченности своих возможностей и страх перед будущим. Это даже не «подростковый бунт периода полового созревания», преодолеваемый взрослением, а истерика взрослого неудачника, винящего во всех своих неудачах других.

Если курс национальной российской валюты почти на 100% зависит от торгов нефтью в Нью-Йорке и Лондоне, то какой же это «суверенитет страны»? Если у правительства нет возможности определять курс рубля, то чем можно компенсировать эту неспособность? Угрозой применения ядерного оружия? Запусками крылатых ракет? Кстати говоря, это еще и означает, что за 15 лет для нашей экономики фундаментально не сделано ничего.

 Легитимность

Легитимность в понимании нынешнего российского руководства — это тоже сохранение в неприкосновенности власти — своей, Башара Асада, Виктора Януковича, Муаммара Каддафи… Смена власти, по его мнению, недопустима, нелегитимна и происходит только вследствие заговора внешних сил.

И в этом случае налицо волюнтаристская трактовка, свидетельствующая об отсутствии связи с реальностью. Наоборот, основа легитимности современного государства — законная сменяемость власти. «Легитимность — согласие народа с властью, когда он добровольно признает за ней право принимать обязательные решения. Чем ниже уровень легитимности, тем чаще власть будет опираться на силовое принуждение». Народ имеет право на смену руководства страны через выборы. Если власть манипулирует волей народа, выборы фальсифицирует, умышленно бесконечно лжет и создает полицейское государство, то требование смены власти становится предметом массовых акций гражданского сопротивления и неповиновения. Если на мирные формы протеста власть отвечает насилием, именно она несет первоочередную и главную ответственность за последствия.

Говоря о легитимности, также хорошо бы помнить, что Россия так и остается правопреемницей СССР — государства, созданного путем госпереворота в октябре 1917‑го — январе 1918 года и Большого террора. Кроме того, в 1993 году была полностью нарушена действовавшая на тот момент конституция. На основе очередного антиконституционного госпереворота была как бы принята нынешняя конституция, но и она никогда не исполнялась.

Наконец, о какой легитимности, законности и международном праве в действиях России можно говорить на Генассамблее ООН после известного голосования в ООН по Крыму: 27 марта 2014 года на заседании Генеральной Ассамблеи за резолюцию, подтверждающую суверенитет и территориальную целостность Украины в ее международно признанных границах и отрицающую законность какого бы то ни было изменения статуса Автономной Республики Крым или города Севастополя, проголосовали 100 стран, а против — 11.

Союзники

Ложный выбор «Запад или Восток», перед которым, по словам Путина, поставили постсоветские страны, — действительно ложный, но создал этот ложный выбор он сам, объявив Россию «неевропой» и придумав фантом «евразийства». Движение в Европу, европейский образ жизни, постепенное и эффективное вхождение в европейские и евроатлантические структуры — это исторически предопределенный путь развития большинства постсоветских стран и непременно России. Выдумывать и пытаться на практике осуществить что-то другое — путь к разрыву постсоветского пространства, к различного рода политическим и военным авантюрам, кровопролитию и угроза самому существованию России.

Доктрина, придуманная для идеологического сопровождения и оправдания режима несменяемости власти в России, исходит из того, что условием выживания России в ХХI веке является ее противопоставление европейской цивилизации и европейскому пути развития. Для практической реализации этой доктрины Кремль старается по возможности объединить и возглавить те страны, где режимы агрессивно отрицают современную демократическую государственность и права человека, выступить в качестве защитника разнообразных диктаторских режимов на Ближнем Востоке и в других регионах мира, явно или косвенно использовать любую сложную ситуацию, любую тактическую оплошность или затруднение Запада (ИГ/название запрещенной в России группировки «Исламское государство»/, беженцы, экономические кризисы в отдельных странах, праворадикальные националистические партии, ошибки и провалы европейцев и американцев) для ослабления ЕС и особенно США.

Своим главным партнером российское руководство хотело бы видеть Китай, точнее КПК, которой принадлежит абсолютная власть в почти полуторамиллиардной стране. Однако для КПК постсоветская Россия — это символ неудачи, провала и развала коммунистической системы, которого Китаю, по мнению его руководства, пока удалось избежать. Кроме того, российские элиты жестко ассоциируются с безнаказанной коррупцией, борьба с которой — задача номер один для руководства китайских коммунистов. Безуспешность борьбы только повышает чувствительность к теме и желание дистанцироваться от тех, кто практически демонстративно превратил коррупционное разложение в образ жизни. Легко догадаться, что в таком контексте со стороны Поднебесной рассчитывать на какое-то понимание, а тем более хотя бы и ущербное, но равноправие — крайне наивно и недальновидно.

Что касается ближневосточных и иных диктатур, то здесь политике путинской России созвучна тенденция исторического регресса, отката в прошлое вплоть до средневековой раздробленности, которая для ближневосточных монархий является гораздо более понятной и приемлемой средой, чем для Европы и США. Даже ИГ воспринимается в руководстве России, несмотря на риторику об «опасности для всех», отнесения к запрещенным организациям и т. п., как в общем-то нам полезная «головная боль» для США и европейцев. Это в представлении провластной «элиты», видимо, и есть «многополярный мир».

Однако все эти диктатуры, кроме загнанного в угол Асада, рассматривают Россию как противника — не тактического, а цивилизационного, мировоззренческого. Что бы ни думало о себе российское руководство, при взгляде с исламского Востока мы — или христианский Запад, или территория потенциального распространения ислама. Не говоря уже об ИГ. «Исламское государство» — угроза не только идейная, но такая, которая уже обрела плоть — территорию, и затягивает в себя все больше людей.

Позиционируя себя как «неевропу», Россия проваливается в межцивилизацонную щель и исчезает. Ни среди сателлитов Китая (сателлит, продолжающий контролировать огромную территорию, примыкающую к Китаю и давно рассматриваемую им как зону жизненных интересов, — вообще нонсенс), ни в средневековой системе эмиратов и халифатов, ни тем более в мире ИГ ей места нет.

При этом хорошо бы не забывать, что размер российской экономики — всего полтора процента глобального ВВП.

Стратегический дальтонизм

Почему российская власть и «элиты» не замечают этих, казалось бы, очевидных вещей и действуют во вред не только стране, но и себе самим (погибнут же вместе с организмом, как раковая опухоль)? Из-за стратегической слепоты, неспособности различать перспективу и тупик, и в силу этого сосредоточенности на тактических комбинациях.

В стратегическом плане большие осложнения неизбежны, потому что Россия вступает в конфликты, исходя из кратковременной, тактической оценки ситуации. Она тоже не всегда верна, но главное в том, что, даже достигая тактических целей (создание зоны нестабильности в Донбассе, локальное наступление армии Асада), российская периферийная система совершенно не учитывает огромное число среднесрочных и долговременных последствий, поскольку в принципе не способна определять для себя реальные стратегические цели и задачи.

В выступлениях и интервью российского президента есть немало самых разных технических и тактических деталей, риторических приемов, которые создают ощущение серьезности, смелости и компетентности, но суть — в абсолютной ошибочности фундаментальных исходных позиций, в антиисторичности его мировоззрения. Нет в реальности такого пути, о котором он говорит; нет такой идеологии, которую он пытается представить; нет такого содержания, нет такой сущности и нет таких интересов России, отталкиваясь от которых он выступал в ООН.

Исходные постулаты и позиция в целом настолько неверны, что любое крупное действие на этой основе как внутри страны, так и во внешней политике в долгосрочной перспективе обречены на провалы с тяжелыми для страны последствиями. Это в полной мере касается как Украины, так теперь еще и Сирии.

Следствием такого глубокого и серьезного непонимания устройства современного мира, презрения ко всему непонятному и непохожему на старые советские представления жизни, циничного отношения к человеческим судьбам, умышленной демодернизации российского сознания будет тяжелый и очень опасный кризис.

Продолжать транслировать эту точку зрения можно только потому, что ни у кого нет возможности ей публично возразить, представить полномасштабную альтернативу, да и в этих тепличных внутриполитических условиях удерживать позиции удается только с помощью непрерывной демагогии и манипуляций общественным сознанием со стороны государственных СМИ.

Итоги и перспектива

Сегодня можно уверенно констатировать, что события последних лет свидетельствуют о срыве постсоветской модернизации. Российские действия на Украине и в Сирии символизируют ее бурный финиш.

Постсоветская модернизация не создала институтов по защите себя от антиевропейства Путина и провалилась. Если бы задачи модернизации — правовое государство, разделение властей и реальная независимость суда, обеспечение права собственности — пусть медленно, но последовательно выполнялись, политический разворот, который мы переживаем сегодня, был бы невозможен.

Приходится признать: экономический рост, тем более случайный, за счет сырьевых цен, в немодернизированном обществе ведет к серьезным негативным политическим и социальным последствиям, в том числе и к войне.

После грядущего кризиса и после Путина предстоит серьезная общественная дискуссия на главную тему — российской и русской самоидентификации. Именно на этой основе может быть достигнуто взаимопонимание с миром, но при одном непременном условии — ощущении цивилизационной общности. Вот тогда станет ясно, что Россия вместе с другими европейскими странами, в том числе и православными странами — членами НАТО, вместе с США и всеми, кто разделяет принадлежность к европейской цивилизации в самом широком смысле, идет общим историческим путем. Естественно, при сохранении и укреплении российской своеобразности, особенностей культуры и традиции.

До тех пор пока этого нет — все разговоры-переговоры на высшем уровне, встречи «на полях», все «семерки» и «двадцатки», все и всяческие «форматы» со стороны России будут превращаться в демагогию, популизм и фарс. Сейчас так и происходит. Вырезая Россию из глобального развития по европейскому пути, пытаясь с отдаления высокомерно, а часто и просто по-хамски рассуждать о том, например, как Европа справляется с проблемой беженцев и что она вместе с США вообще намерена делать на Ближнем Востоке, российские политики, дипломаты, журналисты, блогеры толкают Россию все дальше и дальше на окраину мировой политики, топят ее в болоте периферии. И думать, что при такой пещерной дикости политических нравов можно говорить об экономическом росте, отказе от догоняющего развития, об инвестициях — это значит вообще не соображать, как устроена современная экономика и жизнь.

Поиск единства в разнообразии, взаимопонимании и взаимопроникновении — важная составляющая европейского мировоззрения, и для России с ее богатейшей историей и культурой здесь всегда было место. Одно из важнейших мест.

Это место никто у России не отнимет, да и отнимать не собирается. Отобрать его у себя способна только сама Россия, если откажется от единственно реального европейского исторического пути в пользу болезненных фантазий и геополитических галлюцинаций.

Источник – «Новая газета»