Он проповедует любовь

«Он проповедует любовь
враждебным словом отрицанья»
Н.Некрасов

Илья Вайцман

Казалось бы, ну что плохого в «политкорректности», в борьбе с «языком ненависти» и, вообще в желании «исключить травмирование», «проявить понимание» и такое прочее, в добром и «снежинковом» (см.)?

Ровно ничего, кроме того, что этими благими намерениями выстлана дорога в ад.

Заметили? Ад пишу без кавычек, как неограниченное и ненаказуемое, и даже неосознаваемое зло.

Почему? Все до ужаса (опять, буквально) просто: тотально, и не задумываясь про контекст запрещая «язык ненависти» мы лишаемся возможности называть вещи своими именами, в первую очередь (что очевидно) само зло и его проводников. Соответственно, не имея возможности назвать зло – злом, мы постепенно (и стремительно) утрачиваем и возможность/способность различения добра и зла.

От неразличения же добра и зла полшажочка до непосредственного творения зла, просто потому, что зло чаще всего приятно и сиюминутно выгодно, в отличие от добра, которое прямого и немедленного вознаграждения, как правило, не подразумевает. Более того, внезапно оказывается что нельзя не только назвать зло – злом, но и даже просто говорить правду, нельзя излагать установленные исторические и научные факты, потому что они тоже кого-нибудь «травмируют», и пытающиеся это сделать немедленно стигматизируются и подвергаются остракизму воинствующими «борцами за добро», с которыми внезапно (звоночек, ага) нечувствительно смыкается такой известный персонаж от «сил добра», как российская «вертикаль власти», неустанно «защищающая» всех подряд — детей, ветеранов, «русскоязычное население Донбасса», сотрудников «Росгвардии» и так далее.

Нет никакой(!) принципиальной разницы между оголтелыми «борцами с белыми привилегиями», российскими эстаповцами, которые возбуждают дела по «оправданию терроризма» и, к примеру, кадыровскими боевиками, преследующими авторов расследований и фильмов. Все вышеперечисленные атакуют тех, кто просто описывает реальность такой, какая она есть, находя это «травмирующим» для себя (или для системы, которой служат, неважно). И кто там добро, кто зло, как правда соотносится с добром и злом — в политкорректной «нетравмирующей» терминологии разобраться в принципе невозможно, а называя вещи своими именами можно снова оказаться под ударом.

Ладно мое поколение, которому хоть какие-то (даже неважно, какие именно!) представления о том, «что такое хорошо, и что такое плохо» вбили, но через пару поколений, выращенных в полностью «нетравмирующей» и «политкорректной» среде, понятий добра и зла не останется вообще. Да, будет «травмирующее»/«нетравмирующее», но это про другое.

Потому что «нетравмирующее» — это не добро. Это другая ось координат. Правда может быть болезненной, а ложь приятной. Добро на своем пути может «травмировать», даже шокировать (в анатомичке не приходилось бывать? Рекомендую…), а зло — может доставлять удовольствие.

Сводя все многомерное разнообразие смыслов к примитивно-одномерному «приятно»/«неприятно» мы теряем ориентиры по всем остальным (и гораздо более важным) осям координат, в том числе и по оси добра и зла. Открывая дорогу к приятному злу.

Нет, ну что плохого в защите тех же ветеранов от клеветы? Это защита от «травмирования» и такое, да? А что теперь под эту уголовную статью влегкую загоняется любая неприятная (всякое бывало) правда о событиях Второй Мировой, и не только (формально понятие «ветеран» не определено, так что если вы раскопали преступления какого-нибудь 46-летнего «ветерана ФСИН», то тоже можете на пять лет попасть в концлагерь) — так это ничего, это «борьба с языком ненависти». Ровно то же самое и по всем остальным позициям, включая «детей» и «чувства верующих».

Ну и, как следствие: не имея возможности говорить неприятную кому-то правду (кому — найдется, даже таблица умножения некоторых «унижает»), не имея возможности называть вещи своими именами, мы не можем противостоять злу и «нетравмирующей» (не вызывающей атаки со стороны политически-активных групп) пропаганде зла.

Хуже того, наказуемым в новой «нетравмирующей» реальности становится даже молчание. Неприсоединение к травле уже расценивается как «враждебное поведение» (чувствуете, как запахло «культурной революцией» и атаками хунвейбинов, которые выбивали (часто до смерти) из своих жертв «раскаяние» и «самокритику»?).

Нет, пока еще неприсоединение уголовно не наказуемо (как это грозило отказывающимся подписать погромные «письма возмущенной общественности» в сталинские времена), но дело «борьбы с [нужное вписать]» уже оборачивается вполне по-позднесоветски: увольнением с «волчьим билетом». И даже хуже того — под страхом атаки «борцов с языком ненависти» от жертвы шарахаются, как от зачумленной, даже независимые работодатели.

Это ли не зло в чистейшем виде, неразличимо — из-за невозможности называть вещи своими именами — проистекшее из, вроде бы, благих намерений запретить «травмировать словами»? И куда ведет эта дорожка совершенно уже очевидно, по-моему: к приятному вотпрямщаз творению зла, которое даже нельзя будет назвать таковым, чтобы не «травмировать» злодея.

Да и то сказать: почему злодея-то? Он же даже не понимает где добро, а где зло, не было такого в его воспитании. И даже если мы осмелимся ему или про него что-то сказать нехорошее, то он вполне искренне удивится и обидится. А потом подаст на нас в суд и выиграет его, если нас до того «борцы с языком ненависти» не разорвут на куски и не сожрут (приплясывая вокруг костров из книг с тем самым «языком ненависти»). Сожрут — я тоже без кавычек написал сознательно.

Что? Да, фейсбучные «нормы сообщества», которые тоже формально «за все хорошее и против всего плохого» — тоже шаг по этой тропинке в ад, в котором добро и зло неразличимы. Сами знаете, как и за что тут банят, а кого нет — ни при каких условиях. Эта примерно так и работает.

Источник – ФБ

Ремарки «Слова»

Вот я не знаю, травмирует ли упыря, когда я называю его упырём. Убийцу, когда его президент США (а впрочем — и кто угодно) называет убийцей. Да мне и насрать на его травмы. Я ведь его даже не оскорбляю  (как не оскорблял и Джо Байден) — просто называю вещи своими именами.

И нет такой силы, которая может мне не позволить это делать. Убить меня — можно, а вот заставить назвать нелюдь человеком — нет. 

…А «политкорректность» придумали подонки, пытаясь защититься от справедливости. Но у них это не выйдет.