Или все-таки Россия

Путинский режим или все-таки Россия?

Евгений Киселёв, журналист

Гляжу я из своего киевского далека на грандиозный спор, развернувшийся в российском Фейсбуке вокруг истории про маленького мальчика, которого менты «свинтили» за то, что он декламировал на Арбате монолог Гамлета, и думаю: господи, что же это такое с людьми делается?!

Пишут — и отец у мальчика какой-то странный, и женщина, что стала за ребенка заступаться, какая-то непонятная — то ли она мачеха, то ли не мачеха, то ли жена его отца, то ли любовница, и вообще во время стычки с ментами почему-то соседкой себя называла. Подозрительно!

Вопрошают — почему сумка лежала на тротуаре рядом с мальчиком, не попрошайничал ли он, и не слишком ли пронзительно он кричал, и не постановочная ли вообще вся эта сцена, и не следует ли вообще разобраться с женщиной – ведь она и матом ругалась, и сопротивление сотрудникам полиции оказала, и якобы даже погон оторвала одному из полицейских. Вдвойне подозрительно!

Кстати, не удивлюсь, что все кончится очередным показательным судилищем и суровым приговором молодой женщине.

Вроде бы уважаемые, умные, интеллигентные, лично знакомые мне милые люди в совершенно, казалось бы, очевидной ситуации добровольно ведут себя как сущие тролли, главная задача которых, как известно, состоит в том, чтобы «замылить» тему, перевести разговор на второстепенные и третьестепенные материи, увести спор от сути дела.

А суть состоит в том, что дело-то совершенно ясное и очевидное – жестокая расправа вконец обнаглевших и распоясавшихся «стражей порядка» над безобидным мальчишкой.

Случись такое в любой столице мира, полицейские были бы мгновенно уволены с позором, а потом пошли бы под суд. И потом еще полжизни работали бы на то, чтобы заплатить штрафы за причиненный ребенку и его семье моральный ущерб.

И не надо козырять статистикой – мол, в Великобритании в прошлом году арестовано столько-то несовершеннолетних, а в Нидерландах – столько-то.

Важно не сколько, а как.

Важно то, что мы видим на видео. Я лично вижу людей, которые привыкли к абсолютной безнаказанности. К тому, что им все всегда сойдет с рук. К тому, что кто сильнее – тот и прав. Что высокое начальство в случае чего защитит.

Кто со мной не согласен, пусть вспомнит дело Магницкого — государственная машина встала на сторону преступников в погонах, чтобы защитить их, лишь по неукоснительному правилу: «они свои, а своих мы не сдаем».

Друзья, вы наверное забыли — или вовсе не поняли, что «революция достоинства» в Украине началась из-за того, что в ночь с 29-е на 30-е ноября 2013 года менты в кровь избили детей – студентов и старшеклассников, протестовавших против отказа ныне беглого экс-президента Януковича подписать договор об ассоциации и зоне свободной торговли с Евросоюзом?

На следующий день сотни тысяч взрослых киевлян, не сговариваясь, вышли на улицу – неподписанный договор с ЕС оказался уже не при чем — и никто не обсуждал, сколько лет было этим мальчишкам и девчонкам, разрешили ли им родители ночью дежурить на Майдане, имели ли они право мешать городским властям ставить традиционную новогоднюю елку на центральной площади Киева, какие у них были лозунги, и, вообще, не было ли все это провокацией, специально затеянной хитроумными политиками, боровшимися за власть.

Я лично слышал от моих киевских знакомых, в том числе тех, кто прежде были готовы мириться с Януковичем: мы идем на Майдан, потому что власть, поднявшая руку на наших детей, должна уйти.

Люди вышли на улицу «за наших и ваших детей» и стояли там, пока не добились своего – пока власть не ушла.

Я не знаю, почему, как пишут некоторые уважаемые мною фейсбучные блогеры, подсознанием россиян правит едва ли ни укоренившийся в их генах страх, внедрившийся туда после десятилетий кровавых репрессий, когда вся страна разделилась на расстреливавших, расстреливаемых и тех, кто в ужасе ждал, когда за ними придут, чтобы их тоже расстрелять — а генетическая память украинцев, по которым каток репрессий советских времен прошелся едва ли не с утроенной силой, от этого страха свободна, и они «смеют выйти на площадь в тот назначенный час».

Догадываюсь – но это отдельная тема.

А вот от множества публикаций про несчастного мальчишку в российском Фейсбуке у меня лично складывается стойкое ощущение, что авторы написали их — вольно или невольно — лишь с одной целью: найти себе оправдание. Потому что в подсознании у авторов сидит, как заноза, мучительная мысль, что мы не способны на открытый протест. В большом и малом. В частном и общем.

Вступиться за ребенка, подобно той, возможно, излишне эмоциональной и не сдержанной в выражениях молодой женщине, рискуя отправиться в участок, под суд и в места не столь отдаленные. Открыто примкнуть к деятельной оппозиции, что чревато едва ли не худшими последствиями.

Не так давно мне довелось участвовать в одной международной конференции, где обсуждались различные сценарии будущего России. В какой-то момент присутствовавшие на конференции представители российской оппозиции – чрезвычайно достойные молодые люди, мне лично бесконечно симпатичные — с пафосом стали говорить о том, о чем и я сам часто говорю: не надо ставить знак равенства между Россией и правящим в ней режимом.

В ответ в какой-то момент один из иностранных участников конференции – человек с безукоризненной политической «кредитной историей», безусловно, глубоко сочувствующий российским оппозиционерам – тем не менее, взорвал атмосферу одобрения, сказав примерно следующее:

<block>А давайте представим себе, что мы в 1939 году? И кто-нибудь начинает говорить: не надо ставить знак равенства между немецким народом и его правителями, развязавшими мировую войну? Не лучше ли взглянуть правде в глаза и сказать, что Россия больна, как тогда — Германия?

Рискуя навлечь на себя праведный гнев друзей и недругов, скажу, что, по размышлении, я готов согласиться с оратором, пусть даже в его словах есть доля полемического преувеличения.

[Нет здесь никакого преувеличения. Есть преуменьшение. Это уже не 1939, здесь уже 1940-й, — модератор]

Даже сто тысяч москвичей, которые выходят на оппозиционный митинг или шествие, это капля в море, меньше одного процента жителей российской столицы. Большинство же – на другой стороне, увы.

И тут мне в который раз хочется процитировать знаменитый афоризм Серея Довлатова про четыре миллиона доносов — точнее, перефразировать:

«Мы без конца ругаем Путина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить – кто три раза голосовал за него на выборах?»

И счет там шел не на четыре миллиона – там была гораздо большая цифра.

На президентских выборах 2012 года за Путина проголосовало 45 с половиной миллионов российских избирателей. Даже если допустить, что половина этих голосов была получена в результате нечестного подсчета бюллетеней – хотя такие масштабы подтасовок едва ли были возможны, хотя мотивы голосования за Путина [разные] у разных категорий – все равно получится, что минимум двадцать с лишним миллионов граждан России несут ответственность за то, что в стране происходит.

И себя я не вывожу за скобки.

Я лично никогда не голосовал за Путина. Я никогда не голосовал за «Единую Россию».

Мне Путин не нравился с первого дня – никогда он не внушал мне ни симпатии, ни доверия, ни уважения.

Все эти годы был я убежденным критиком его внутренней и внешней политики – свидетельством тому все мои публикации, все мои выступления за последние 17 с лишним лет.

Мне раньше всегда казалось: какие ко мне после этого могут быть претензии?!

И все же, думаю я теперь, на мне тоже лежит часть ответственности. Ведь вместо того, чтобы бороться, быть может, бросить журналистику и заняться оппозиционной политической деятельностью, как некоторые мои коллеги, я уехал из России, предпочел продолжить благополучную телевизионную карьеру в соседней Украине, где работать было свободнее, комфортнее и безопаснее — хотя безопасность и комфорт оказались, в итоге, иллюзорными. Признаюсь – я оказался слаб.

Значит, и я тоже отвечаю за то, что случилось с маленьким мальчиком с Арбата.

За то, что случилось с кинорежиссером Алексеем Учителем, которого — каким дурным анекдотом это бы ни выглядело — преследуют за еще не вышедший на экраны фильм о романе балерины Матильды Кшесинской с будущим императором Николаем II.

Хотя разве не Алексей Учитель торжествовал: «Крымнаш!» — вместе с многочисленными согражданами, радовавшимися тому, что родина обворовала, ограбила ослабевшего соседа?

Вот «Крымнаш» к нему и пришел – почти в прямом смысле – в лице бывшей крымской обер-прокурорши Поклонской.

А разве «Крымнаш» не пришел и к другому режиссеру, Кириллу Серебренникову, даже если он аннексию Крыма и не поддерживал? Зато он водил дружбу с одним из главных архитекторов путинской политики в отношении Украины Владиславом Сурковым, и даже поставил в театре Олега Табакова — еще одного записного пропутинца – спектакль по сурковскому опусу «Околоноля». Вот эта дружба к нему и прилетела бумерангом – в отличие от далеких советских времен, в сегодняшней России нельзя одновременно быть и чуть-чуть оппозиционером, и чуть-чуть лоялистом.

А Чулпан Хаматова, теперь подписывающая вместе с Табаковым и другими «мастерами культуры» челобитную на высочайшее имя в защиту Серебренникова, разве не заявляла она публично, что между революцией и Северной Кореей выбирает Северную Корею?

Выбираешь – так получай же ее!

В Северной Корее челобитные принято использовать, как говорится, по назначению — в отхожем месте.

Кстати, кто-нибудь помнит, чтобы за последние семнадцать лет хотя бы раз по-настоящему сработало одно из многочисленных обращений «мастеров культуры», лидеров общественного мнения и прочих представителей озабоченных граждан к Вечнозеленому, хоть одно открытое письмо в защиту кого-нибудь или с протестом против чего-нибудь?

Отож, как говорят в Киеве.

А что же делать? – спросите вы меня.

Не знаю. Но точно знаю: не милости покорнейше просить. Избегать пушкинского соблазна: «Плюнь, поцелуй злодею ручку!»

Помнить великую заповедь политзэков: «Не верь, не бойся, не проси». Мы ведь все давно — политзэки. Даже если до некоторых из нас это еще не дошло.

Источник – «Эхо Москвы»