После России

Что нам делать после России?

Страна стоит на пороге новой эпохи. Но совершенно непонятно, за счет чего она будет выживать и какое место займет в мире.

Дмитрий Губин
Блогер, журналист, теле- и радиоведущий, писатель

России скоро не будет. Не верите мне? Поверьте заместителю главы администрации президента Вячеславу Володину, который еще в 2014-м сказал: «Есть Путин — есть Россия, нет Путина — нет России».

Ожидамая средняя продолжительность жизни мужчины у нас в стране — 65,29 лет (данные Росстата за 2014-й, свежее нет). Путину 63,33 года и, как ни верти, он смертен. А после него, по логике Володина, не будет и России.

Она и так уже начала «не быть» — больше нет «энергетической сверхдержавы» (что, в общем, является эвфемизмом определения «сырьевой придаток Запада»).

Основой экономики путинской России стало получение сырьевой ренты, дохода с продаж сырья (преимущественно нефти и газа) по ценам, которые были так высоки, что позволяли жить, не думая о будущем. Но теперь все меняется. И не только из-за падения цен на энергоносители: как заметил Герман Греф, «каменный век кончился не потому, что кончились камни».

Экономика постиндустриального Запада стала перестраиваться, чтобы не зависеть от поставщиков, шантажирующих сверхдержавностью. Запад для этого много чего сделал. Например, начал создавать энергетические сети по принципу распределенного производства, на манер Uber-taxi или торрент-трекеров. Вложился в альтернативные источники. Занимался сланцевой нефтью и строил терминалы для норвежского сжиженного газа. Придумывал энергосберегающие технологии.

Россия это пропустила. Она издевалась над информационным миром. Россия (то есть Путин) в грош не ставила всех этих создателей будущего, креаклов, сетевых хомячков-дурачков, — пока Uber не стал стоить дороже, чем «Роснефть», пока «Газпром» не слетел на 300 позиций вниз в мировой табели о рангах. Пока все не увидели, что в премьер-лиге мировой табели о рангах вообще сырьевых компаний больше нет. Напомню первую тройку рейтинга Forbes: Apple, Microsoft, Google. Хомячки и креаклы. Такие, как создатель ВКонтакте Дуров, уехавший из России.

И только когда нефть упала ниже $30, доллар взлетел выше 80 рублей, а ВВП России стал меньше ВВП Нью-Йорка, мы перестали смеяться. А поскольку от той России, которая Путин, мы избавиться не можем, то самые толковые теперь думают — как нам жить после нее.

Думает Кудрин: вокруг него сформировался чуть не целый теневой кабинет, разрабатывают новые законы.

Думают правозащитники: они, наоборот, составляют список законов, которые следует отменить.

Думают очень многие, от московского Карнеги-центра, где умница Александр Баунов, до Вашингтона, где think tank («хранилище мысли») умницы Николая Злобина. Что делать, когда России не станет? Вводить ли люстрацию для российских госслужащих по типу польской? Проводить ли более масштабную дероссиификацию по образцу послевоенной ФРГ?

Всем хочется быть ответственными перед будущим, иметь готовый список идей и мер. Чтобы на выборах в построссийский парламент кандидат мог говорить: так и так, предлагаю отменить закон Димы Яковлева и рассекретить агентов ФСБ в руководстве РПЦ.

Ведь когда не стало нашей предыдущей страны, СССР, мы были безответственны перед будущим. Не знали, что делать. У нас не было таких списков. Мы же ничего не понимали и тыкались, как щенки. Правда, вместо списков у нас были «Огонек» и «Московские новости», а на телевидении — «Взгляд» и «5 колесо».

Вот почему я тоже думаю о будущем.

Но мысли мои тревожны.

Потому что отмена старых законов и создание новых, обнародование архивов — это, конечно, очень важно, но меня волнует другое.

На чем мы будем зарабатывать? За счет чего будем жить? Какое место займем в мировой системе? Потому что если мы останемся усохшим сырьевым придатком Запада, то какие законы ни принимай и сколько архивы ни открывай, у нас появится новый Путин, то есть старая Россия.

И вот тут я не вижу вообще ничего обнадеживающего.

Когда рушился СССР и полки магазинов были пусты, было ясно, что делать: разрешить частную собственность, включить рынок, отменить госцены! И когда разрешили и отменили (я хорошо помню этот день) — страна за одно утро покрылась толстым слоем «вареных» джинсов, которые еще накануне были адовым дефицитом. Все шили и варили джинсы. Все хотели стать бизнесменами.

Когда кончилась Россия Ельцина и бушевал адов кризис, тоже было понятно, что делать: убирать чертов подоходный налог в 39,5% (который вычитали из зарплаты, а потому зарплаты были серыми), пустить в оборот землю, дать свободу бизнесу. И Путин — еще новенький, как рубль с Монетного двора, — снизил вычет из зарплаты до 13% и запретил аресты без санкции судьи. И мой ближайший друг, бизнесмен на грани разорения, закошмаренный ментами и прокуратурой, повесил его портрет у себя над столом. Мы тогда быстро стали подниматься.

А теперь скажите: на чем нам вылезать из ямы сегодня? Какой потребный продукт, кроме сырья, мы умеем либо потенциально можем производить? В чем наша сила?

В промышленном импортозамещении? Но свободных мощностей в промышленности нет, производительность труда ниже американской все в те же 4 раза, что и в СССР, квалифицированные инженеры с рабочими померли от старости, вместо профобразования — имитация.

В науке? Моя мама, кандидат технических наук, в разговоре о российской науке то воет как зверь, то плачет как дитя. Зайдите на страницу «Диссернета» — почти все депутаты, губернаторы и чиновники имеют диссертации сомнительного происхождения. И Путин у нас, кстати, кандидат экономических наук. И Кадыров. У нас потемкинская деревня вместо науки. В списке Thompson Reuters самых цитируемых ученых мира из 3000 человек больше половины — американцы. От России в 2015 году там 3 человека. Приплыли.

В сельском хозяйстве? Но в России запрещают ГМО — самый передовой вариант агрикультуры. При этом классическая технология в упадке. Результат введенного Россией-Путиным эмбарго таков, что у нас сырный продукт вместо сыра, соевая глина вместо шоколада, крахмал в рыбных палочках вместо рыбы, и все дико дорого и невкусно. Да и откуда бы взяться рыбе? Компания «Русский лосось» только что заявила об уничтожении всего выращенного лосося из-за инфекции (6000 тонн, 3 млрд рублей). А перед тем «Русская аквакультура» сообщила о передохшей рыбе на 1 миллиард. И это только то, что я знаю. Генная инженерия позволяет как раз эффективно бороться с инфекциями, но в стране, где вместо науки симулякр, а вместо докторов науки — жулики, от ГМО шарахаются.

Что еще? Космос? Но это не у нас, а в Кремниевой долине в США живет Илон Маск — парень, который создал компанию SpaceХ. А поскольку у него не было бюджета NASA и Роскосмоса, он решил делать ступени ракет-носителей многоразовыми (на них приходится 90% стоимости запуска). Видео с возвращением этих ступеней на космическую платформу (с каждым разом все точнее) сносят крышу. Это значит, что скоро российский космос станет неконкурентоспособным. Хотя и без того — много ли на космосе заработаешь?

Я оглядываюсь по сторонам — и не вижу, как нам жить после России.

Ни малейших зацепок, что бы предложить миру, кроме дешевеющего сырья.

Я готов выть, как моя мама.

Может, вы видите хоть что-то, что могло стать ускорителем, на который надеялся еще Петр Первый, затевая соревнование с Западом — полностью прекращенное (за ненадобностью, в его представлении) Владимиром Последним?

Что впереди, а?

Школьное образование? Но тут впереди всех Финляндия.

Офшорное программирование? Но здесь лидирует Индия, а там миллиард населения, и все владеют английским.

Ну хоть кто-то что-то может разглядеть, а?!

Я — нет. Потому что вместо СМИ и публичных дискуссионных площадок, где Россию завтрашнего можно было бы обсуждать, у нас телевизор, в котором нет ничего, кроме сегодняшней России, то есть кроме Путина.

Поэтому, боюсь, мы после России будем медленно превращаться в условный Иран. Бедность и церковь, церковь и бедность. Причем судьба Ирана — еще неплохой вариант. Потому что в список Thompson Reuters, в отличие от нынешней умирающей России, от него вошли 7 человек.

Источник – «Росбалт»