Война перекинется с Донбасса на Россию

«Друг хунты» Аркадий Бабченко: Эта война перекинется с Донбасса на Россию

Ольга Клинова, для «Главкома»

Аркадия Бабченко знают в Украине как бескомпромиссного критика агрессивной политики Кремля. Он прошёл две чеченские войны и уже пятнадцать лет работает журналистом, специализируясь на репортажах из зон военных конфликтов. По словам Аркадия, ему никогда ничего не снится, кроме войны. Во Львове он встретился со студентами Украинского католического университета, чтобы рассказать о работе журналиста под пулями и о том, как ему живётся в роли «друга хунты».

«Когда ты научишься преодолевать страх, у тебя появятся шансы остаться в живых»

Страх на войне нужен. Я не знаю людей, которые не боялись бы.

У чукчей есть сорок разных определений для описания снега – хлопьями, крупой, позёмка, холодный, тёплый… А я могу назвать сто разных определений страха. Он каждый раз разный.

Самый страшный – это страх миномётного обстрела. Когда мина летит, её слышно полторы-две секунды. Этот страх – ледяной, он парализует, ты ничего не можешь с этим поделать. Просто лежишь как мешок, уткнувшись лицом в землю, бледнеешь, челюсть отваливается.

Другой страх – это страх боя. Он горячий. Ты не бледнеешь, а наоборот, краснеешь. Кровь приливает к голове, барабанные перепонки надуваются пузырями, адреналин стаканами выбрасывается в кровь. Ты кипишь, ты готов идти вперёд, воротить плечами горы, убивать всех. Это страх действия – он не парализует, а наоборот, подталкивает.

Какой из этих страхов овладеет тобой, от тебя не зависит. Любому надо уметь не поддаваться. Нужно собрать себя в кулак и попытаться преодолеть страх. В первый раз не получается ни у кого, но дальше будет легче, и со временем умение придёт. Когда ты научишься преодолевать страх, у тебя появятся шансы остаться в живых и не совершить фатальной ошибки.

Страшно первые две недели. Потом это проходит, остается только чувство напряжения где-то под желудком. Как будто там камень. Ты постоянно живёшь с этим напряжением, обостряющим органы чувств. Слышишь звуки, которые в принципе не мог бы слышать. Реагируешь на каждое шевеление. У тебя появляются новые чувства, например, ощущение присутствия человека. Его не видно, не слышно, он не пахнет и никак себя не выдаёт, но ты знаешь, что он есть и он на тебя смотрит. Это напряжение позволяет выживать.

«Государство только усиливает посттравматический синдром»

У меня был мощнейший синдром пост-комбатанта. Когда я вернулся с войны, то ходил по Москве и не понимал, что происходит, зачем все эти люди живут. Я их ненавидел: «Там убивают, а вы здесь ходите по казино и кафешкам, смотрите безумный телевизор и вам на всё плевать!».

Вернувшись с войны, российский солдат предоставлен сам себе. Системы психологической реабилитации никогда не было и сейчас нет. Мне в свое время ещё повезло, что я москвич – в мегаполисе была возможность учиться, найти работу. А когда берут парня из Липецкой области, отправляют на войну, где ему отрывает руки-ноги, а потом возвращают в чернуху и безнадёгу. Кидают сто долларов пенсии – и крутись, выживай дальше сам, как знаешь. Россия – нищая страна. Это Москва – богатейшая, и ещё десяток городов вокруг неё. А отъезжаешь на сто двадцать километров, пересекаешь Волгу – и всё, там ХІХ век.

Был один парнишка, Дима Лахин. Пробыл на войне всего два дня, а потом ему вроде позвоночник перебило – отказали ноги. Они сам их попросил ампутировать, потому что они согнулись и мешали. Парень просто потерял интерес к жизни. У него пенсия была две тысячи рублей, а только на катетер и бинты уходило четыре. Родителей не было, он жил с бабушкой. Как выживать? Мы пытались пристроить его в госпиталь, у меня на руках уже были документы, и в этот момент он умер. Типичная судьба ветерана в России.

Государство забирает человека из общества, заставляя его отказаться от многих качеств своей личности, делая его винтиком военной машины. И оно обязано вернуть ему утраченные качества. Израильтяне, например, построили сильнейшую систему психологической реабилитации. Первоначальное значение слова «реабилитация» — восстановление человеческого достоинства. Любая война лишает солдата достоинства. Если под обстрелом побегал и лицом в кровь и дерьмо понырял, тебе надо как-то восстанавливать самоуважение.

Самому из этого выкарабкиваться очень сложно. Очень многие спиваются, садятся в тюрьму или так и не вылезают из войны. Государство не лечит, а наоборот – только усиливает синдром пост-комбатанта.

Он, кстати, протекает по-разному в зависимости от того, проиграна война или выиграна. Возвращаясь победителем, ты настроен на победу и в этой жизни тоже. Я думаю, что для Украины все закончится победой; для агрессора же подобные войны всегда заканчиваются поражением. Это вопрос времени и цены – количества погибших и раненых. Но о реабилитации своих ветеранов Украине стоит задуматься уже сегодня – точнее, вчера стоило.

Украина будет с Донбассом, но пока без Крыма

Украинцы назначены на роль нового врага. А враг России необходим всегда. Это были эстонские фашисты, которые сносят памятники нашим солдатам. Потом очень долгое время злейшими врагами были чеченцы. Следом за ними были чуркобесы. Потом таджикские эмигранты. После них – грузины. Потом врагами были геи. Следом за ними – неверующие. Потом были пиндосы. А теперь – хохлы. Место проклятых чеченцев заняли проклятые бендеровцы.

Это, на мой взгляд, первая война в истории, развязанная на ровном месте исключительно средствами пропаганды. На Донбассе были предпосылки к гражданской войне. Но я уверен, что если бы не третья сила, не Россия, то никакая война не началась бы. Потому что орать «Россия, Россия» — это одно, а взять в руки автоматы и пойти убивать – совсем другое.

Я поддерживаю федерализм руками и ногами. Я за все референдумы, право нации на самоопределение, свободу и за то, чтобы каждая деревня жила, как она хочет. Но сепаратизм на Донбассе – это только предлог, который был использован. Людям загадили мозги, и сейчас они прозревают. А говорить, что они там на Донбассе сами во всём виноваты – первый шаг к обесчеловечиванию мирного населения. Если всех считать сепарами, значит, жилые кварталы можно обстреливать «градами» или грабить. Это шаг к уничтожению правового общества.

Если бы шаги в направлении децентрализации, «естественной федерализации», были сделаны сразу после Майдана, многого из происходящего теперь можно было избежать. Собственно, процесс стартовал, и его начала Днепропетровская область. Их батальоны территориальной обороны, по большому счёту, неконституционны. Но хуже-то от этого не стало!

В государстве федеральными должны быть три вещи: конституция, армия с милицией и язык. А в остальном возможны варианты. Хотите два государственных языка – почему нет? Хотите право владеть оружием – пожалуйста. Нельзя сводить всё к единому жёсткому знаменателю.

Фраза «территориальная целостность Украины» отдает имперским духом. Украина воюет не за территориальную целостность и не против сепаратизма, а против квазигосударственных террористических образований. Никакого ведь Приднестровья или Южной Осетии там не получится. Там будет Чечня образца 1997 года – рассадник терроризма. Территория будет принадлежать вооружённым группировкам, который смогут существовать только за счёт грабежа, убийства, похищения и торговли заложниками.

Поэтому эту проблему придётся решать по-любому. Это вопрос безопасности государства и его граждан. Украина останется в нынешних границах, но пока без Крыма. В ближайшее время его вернуть не удастся.

«Украина сейчас – это то, чем была Россия в середине 90-х»

На каждой войне есть ублюдки, мерзавцы, преступники. И на каждой войне есть мужество, честь, героизм, отвага и самопожертвование. На каждой стороне. Война на Донбассе по их соотношению, конечно, не совсем обычна, поскольку туда со всей России собираются маргиналы. Но есть там и адекватные люди.

Надо отчётливо понимать, что на стороне противника – не исчадия ада, не черти с копытами, а тоже люди. Каждая сторона воюет в общем-то за добро, справедливость и счастье, просто понимание разное. Каждая сторона хочет выглядеть хорошей. Никто не говорит «Мы пришли всех убить и установить зло на всей земле». Даже ИГИЛ (исламистская террористическая организация «Исламское государство Ирака и Леванта», — ред).

На Донбассе против украинской армии воюют не наёмники, а добровольцы. Они видят мир именно так, потому что российская пропаганда, загадив им голову, нарисовала именно такую картину мира. Чтобы понять, что всё не так, им не хватает образования.

Это в намного меньшей степени касается чеченцев. Этим интересна война ради войны. Они воевали в Абхазии, в Южной Осетии. Такие люди есть и среди русских добровольцев.

Если ты начинаешь демонизировать противника, перестаёшь видеть в нём человека, это значит, что можно поступать с ним как хочешь. А это значит, что ты выходишь из правового поля. И шаг за шагом движешься к тому, к чему уже пришла Россия.

Началось в Чечне, когда общество согласилось: ради победы можно «градами» разносить сёла, применять пытки, отменить право и ввести казни без суда. Если украинское общество согласится, что сепаратистов можно расстреливать без суда, потом начнутся теракты. Они уже есть. Придётся убивать без суда террористов по всей стране. А когда вы отступите от норм правосудия по отношению к террористам, вам придётся сделать это и по отношению к людям, сочувствующим террористам. А для этого придётся дать больше полномочий службе безопасности. И согласиться, что судебные дела о терроризме можно рассматривать в особом порядке. Потом от дел о терроризме перейдут к делам об экстремизме… И вот вы в нынешней России.

На мой взгляд, Украина сейчас – это то, чем была Россия в середине 90-х, когда воевала в Чечне. Украина вошла в войну на Донбассе ровно в том же состоянии: практически разрушенные государственные институты, не воюющая армия, отсутствующая милиция, почти развалившееся государство. Украине в сравнении с Россией даёт надежду то, что здесь поднялось общество. Становление государства идёт естественным путём – не сверху, а снизу. Общество строит государство. Но тем не менее нужно каждый раз бить по рукам при любой попытке взращивать ненависть.

Моторола – это не русская культура

На Донбассе нет насаждения русской культуры. Русская культура – это что, Моторола, что ли? Там ведётся пропаганда с целью развязывания агрессивной войны. По поводу чего, кстати, есть статья в Уголовном кодексе Российской Федерации.

Украинскую культуру на Донбассе насаждать тоже нельзя. Начнёте действовать насильно – получите «украинский мир» в том понимании, в котором сейчас получили «русский». Культуру вообще невозможно насадить, её можно только развить до такой степени, чтобы другие сами к ней тянулись.

Война, которую Россия развязала на Донбассе, принесёт ей огромные проблемы. Любая война имеет тенденцию выходить за рамки региона, где она началась. И то, что эта война выйдет за рамки Донбасса и перекинется на Россию, это однозначно. В этих границах она не останется. Это уже началось.

Думаю, что в среднесрочной перспективе Россия превратится в одно большое «ДНР». Власть уже теряет контроль над рычагами управления обществом. Гигантская территория довольно долго будет существовать по принципу, по которому сейчас существует Донбасс – её будут контролировать и погружать в хаос вооружённые группировки.

Практика показывает, что вооружённого отряда из ста человек достаточно, чтобы погрузить в хаос стотысячный Славянск. Общество не может сопротивляться сплочённой группе боевиков. Следовательно, ста банд по тысяче человек будет достаточно, чтобы погрузить в хаос 140-миллионную Россию. Поэтому я считаю, что война на Донбассе – начало распада Российской Федерации.

Источник – «Главком»