Куда шлепнулась боевая часть

Материал интересный — мне. Но, читая его, я до самого конца думал, что публиковать не стану. А публикую исключительно из-за последнего вопроса и ответа на него. Так что тем, для кого «материал интересный» не аргумент чтобы время тратить, можно просто глянуть вниз и двигаться дальше — Ремарки «Слова»

«Куда шлепнулась боевая часть, мы не знаем»

Авиаинженер Марк Солонин объясняет, что не так с проектом гиперзвуковой ракеты «Авангард»

Ирина Тумакова, спецкор «Новой газеты»

Президент Владимир Путин назвал подарком россиянам на Новый год гиперзвуковую ракету «Авангард» с непредсказуемой траекторией. Авиаинженер Марк Солонин объясняет, что еще непредсказуемо в этом проекте

— Испытание ракеты «Авангард» — это уже тот самый рывок, который нам обещали?

— Я внимательно перечитал сообщение на сайте Министерства обороны. Оно абсолютно корректное. Да, были проведены испытания межконтинентальной баллистической ракеты с — внимание! — планирующей головной частью. Эта планирующая головная часть совершила маневрирование в горизонтальной и вертикальной плоскостях, то есть влево-вправо и вверх-вниз, потом, может быть, еще раз и, в конце концов, поразила условную цель на Камчатском полуострове.

На титульном фото (в мобильной версии не отображается) – коллаж — Марк Солонин (Facebook.com) на фоне скриншота с министерского мультика. Остальные аналогичные  скриншоты я из публикации убрал — Ремарки «Слова»

— Что такое «планирующая головная часть», как она маневрирует и в какой момент нам начинать радоваться?

— Обычная отделяющаяся головная часть ракеты падает вниз, как брошенный камень, по баллистической кривой. На камень, как вы понимаете, после того как он вышел из вашей руки, вы уже повлиять никак не можете. В этом есть и свои плюсы, и свои минусы. Огромный плюс в том, что это просто. Как учили меня в Куйбышевском авиационном институте, самый надежный агрегат — это отсутствующий агрегат.

Если нет никаких рулей, рулевых машинок и так далее, то нечему и ломаться. Камень просто падает по законам баллистики, существующим независимо от наших ошибок.

Соответственно, мы можем рассчитать траекторию, проверить расчеты многочисленными испытаниями, уточнить — и, в конце концов, мы точно знаем: если головная часть будет отделена от ракеты на такой-то высоте при такой-то скорости под таким-то углом, то она плюхнется в известную точку. У лучших современных ракет точность — плюс-минус сотня метров.

— Но точно так же это могут просчитать те, кто захочет нашу боеголовку перехватить.

— Вот! И в этом — недостаток. Если все прогнозируемо и рассчитываемо, то и противник может определить траекторию, по нескольким замеренным локатором точкам рассчитать ее всю и постараться перехватить. На этом строится система ПРО. Кстати, израильская система «Железный купол» работает по тому же принципу: локаторы определяют траекторию, засекают несколько точек, и этого достаточно, чтобы компьютер рассчитал уже всю траекторию и выяснил, куда эта ракета попадет. Если она попадет в пустое место — пускай попадает, а если не в пустое — надо сбивать.

— И мы — первые, у кого появилась мысль сделать ракету, которую не перехватишь?

— Такая мысль появилась еще во время Второй мировой войны у немцев. Они приделали к своей V-2 «крылышки», чтобы у нее появился планирующий финальный участок полета, чтобы она немного дальше летела. В январе 1945 года они провели первые испытания. «Крылышки» отломались при скорости 4 Маха, а это уже почти гиперзвук. Дальше эта мысль, конечно же, посетила советских ученых. Эскизы и рисунки из записных книжек Сергея Павловича Королева опубликованы, в них мы тоже видим головную часть ракеты с такими маленькими-маленькими крылышками.

То есть уже тогда было понятно: если к свободно падающей головной части, к болванке, мы приделаем махонькие «крылышки», а к ним — какие-нибудь рули управления, какую-то рулевую машинку поставим, то у нас свободно падающий камень превратится в планер. По своим формам эта штука похожа на бумажного голубя, которого мы все с вами делали в детстве из листа бумаги. Скорость чрезвычайно высокая, а все аэродинамические силы зависят от квадрата скорости, поэтому даже очень маленьких крылышек достаточно, чтобы активно маневрировать на десятки километров влево-вправо и вверх-вниз.

— Минус только в том, что слишком сложно, может сломаться? Так все современные конструкции сложные, и там есть чему ломаться.

— Не только. Если мы начинаем управлять полетом головной части, то неизмеримо вырастают требования к системе управления и наведения. И становится очень высокой вероятность, что мы промахнемся. Одно дело, когда головная часть падает по известной траектории, на которую не влияет ничего, кроме земного притяжения. Совсем другое — когда мы все время вмешиваемся в траекторию.

Значительно возрастает вероятность ошибки, вплоть до того, что мы попадем куда-то в десятках километров от цели.

— Зато такую ракету никакая ПРО точно не перехватит.

— Да, тут у противника задача перехвата становится суперсложной. Перехватить ракету практически невозможно, о чем нам и сказал Владимир Владимирович.

— Ура?

— Давайте эти общие рассуждения переведем на язык конкретных цифр. Ракетной войны, слава богу, не было. Поэтому никто не знает, как на самом деле будут взаимодействовать атакующие ракеты и система ПРО. И слава богу. Но есть, к сожалению, гигантский накопленный опыт войн с применением боевой авиации. И мы с точностью до сотых процента знаем, какова реальная эффективность систем ПВО. В частности, во время арабо-израильской войны, вошедшей в историю под названием Войны Судного дня, арабы, которых вооружал Советский Союз, имели серьезные системы ПВО, новейшие советские зенитно-ракетные комплексы. И в первые дни войны эти комплексы очень эффективно работали, потому что у израильтян не было систем радиоэлектронной борьбы, которые могли бы на них воздействовать. В ту войну израильская авиация понесла тяжелейшие в ее истории потери. Они описаны по дням, по часам, по участкам фронта.

— И каков масштаб потерь, когда есть эффективные средства ПВО?

— Тяжелейшие потери — это 0,91 процента. То есть на 100 боевых вылетов — примерно один сбитый самолет. В самый-самый тяжелый период на определенном участке фронта — аж 4,23 сбитых самолета на сотню вылетов.

— Это значит, что обычные боеголовки, без всяких «крылышек», ПРО в большинстве тоже не перехватит?

— Так точно. Не надо быть академиком, чтобы понять, что

противоракетная оборона неизмеримо сложнее, что перехватить маленькую, очень твердую, очень прочную, несущуюся с чудовищной скоростью боеголовку гораздо сложнее, чем пилотируемый алюминиевый самолет.

И там цифры будут уж никак не больше. Предположим, что планирующий боевой блок, совершающий маневрирование в горизонтальной и вертикальной плоскости, несбиваем. Вероятность того, что он достигнет цели, — 100 процентов…

— Вот!..

— …А обычная свободно падающая болванка, которая стоит на вооружении на сотнях ракет у нас, в США, в Англии, в Китае и так далее, достигнет цели с вероятностью 96 процентов.

— То есть все — ради четырех процентов?

— Да, речь идет о том, что

обычными, свободнопадающими боеголовками мы можем уничтожить Америку 67 раз, а новыми, планирующими по непредсказуемой траектории, — 72 раза.

Цифры я взял с потолка, но чтоб вы поняли масштаб праздничного успеха.

— Наверное, с военной точки зрения и это хорошо?

— С точки зрения тех, кто осваивает бюджет, — да, хорошо. Но если оценивать перспективы в достижении победы в ядерной войне, то не изменилось ничего. Массированный удар отразить не сможет никто — ни мы, ни американцы. Массированный удар приведет к тому, что более 90 процентов боевых частей достигнут целей.

То есть государства-противники будут уничтожены, а скорее всего, и на большей части Земли будут созданы условия, неприемлемые для жизни человека.

Поэтому никакого изменения военно-стратегической ситуации не произойдет, даже если на смену свободнопадающим боевым частям, имеющим почти 100-процентную вероятность попадания, придут другие, у которых вероятность 100-процентная.

— Вы сказали, что с точностью попадания могут быть проблемы. Насколько они критичны?

— О точности попадания Министерство обороны ничего нам не сказало. И это понятно, испытания совершенно секретные. Но получается, что мы не знаем, не привела ли эта замечательная непредсказуемая траектория к тому, что боевой блок шлепнулся неизвестно где? А это и есть то самое главное, почему нарисованные еще в начале 1960-х годов эскизы и картинки крылатого планирующего боевого блока никогда не были реализованы. Происходит непредсказуемое снижение точности попадания.

Совершенно неслучайно требования по точности попадания сейчас формулируются в сотнях и даже десятках метров. Потому что главные цели, которые надо поразить, — это не города с гражданским населением, а командные пункты, подземные бункеры, системы управления, пусковые позиции вражеских ракет, военные аэродромы, пункты базирования вражеских подводных лодок и так далее. Это в прямом смысле слова точечные цели. И даже ядерный заряд имеет ограничения в мощности и поражающих возможностях. Если наша задача — уничтожить подземный бункер, но мы ошиблись на два километра, то, скорее всего, в бункере разве что лампочка под потолком будет раскачиваться. Современные боевые части ракет — это 150 килотонн, 200 килотонн. Это всего лишь в 10 раз больше, чем было в Хиросиме. В жилом массиве это зона сплошного поражения всего-то 3–4 километра в диаметре.

— А мы не будем больше покупать томографы, а сделаем много-много «Авангардов» и запустим…

— Можно вообще ничего никуда не запускать. Давным-давно посчитано, что если Соединенные Штаты на собственной территории взорвут весь свой ядерный арсенал или Россия — на своей территории весь свой арсенал, а это тысячи боеголовок, то жизнь на Земле просто прекратится.

Так что не надо для этого даже никуда стрелять.

А вообще мы с вами тут обсуждаем вещи довольно странные.

— Мы с вами не сами придумали это обсуждение. Я тоже предпочла бы обсудить новые методы лечения рака, например.

— Но если в этих безумных разговорах попробовать найти хоть что-то не безумное, то некоторый военный смысл имеет одно: нанести прицельный удар и вывести из строя ключевые точки, о которых я уже сказал. А для этого нужна достаточно высокая точность поражения. Планирующая и маневрирующая головная часть именно в этом как минимум создает огромные проблемы. Главнокомандующий рассказал нам только о непредсказуемости траектории. Куда боевая часть шлепнулась — мы не знаем.

— То есть это ракета с непредсказуемой траекторией и непредсказуемой точностью попадания?

— Скорее всего — да.

— Головная часть ракеты не только планирующая и маневрирующая, она еще гиперзвуковая.

— А это другой сюжет. Под словами «гиперзвуковой летательный аппарат» технические специалисты во всем мире понимают следующее: аэродинамический летательный аппарат, способный осуществлять длительный установившийся полет в атмосфере на гиперзвуковой скорости. Гиперзвуковая ракета — это объект, имеющий свой двигатель, который работает, пока не кончится горючее. А планирующий головной блок — это то, что просто падает, только падает медленно и пролетает при падении большее расстояние, чем обычный камень. Слово «планирующий» здесь ключевое. Оно сразу убирает произошедшие испытания из разряда того, что имеет отношение к гиперзвуковым ракетам.

Что касается собственно гиперзвуковых ракет, по которым идут интенсивные работы, то здесь есть огромные проблемы, связанные прежде всего с тепловым барьером. Когда самолеты — например, американский разведчик SR-71 или наш МиГ-25 — начали летать со скоростями в три маха, уже выяснилось, что передние кромки крыла, оперения, носовая часть фюзеляжа разогреваются до таких температур, при которых обычные алюминиевые сплавы теряют прочность. А уж на гиперзвуке обычные авиационные сплавы просто превратятся в жидкое тесто.

— Тут-то 27 Махов — 27 скоростей звука. Путин сказал об «Авангарде», что он «идет к цели, как метеорит, как огненный шар».

— Прекрасно сказано! Образно и точно!

Когда такая штуковина летит на такой скорости, она окружена клубком раскаленного до сотен градусов ионизированного воздуха. В результате ее очень хорошо видно.

Ее видно в радиолокационном диапазоне, в тепловом диапазоне, она очень легко обнаруживается. При этом сама она совершенно «слепа»: через это облако ионизированного воздуха, уже до некоторой степени плазмы, ничего не видят бортовые локаторы. То есть вопрос о реальной боевой эффективности подобного оружия очень спорный.

— Как мы можем убедиться, что оно вообще существует?

— Я не исключаю вероятность того, что вообще все эти разговоры про гиперзвуковые летательные аппараты — блеф. Блеф, имеющий целью втянуть потенциального противника в бессмысленную трату интеллектуальных и материальных ресурсов.

Наподобие грандиозного блефа со «Звездными войнами», который устроили в 1980-е годы американцы.

Я не берусь категорически утверждать, что это блеф. Может быть, есть какие-то оперативные задачи, которые способно решить это оружие с гиперзвуковой скоростью крейсерского полета. Но пока я не видел никаких внятных описаний, сделанных инженерами для инженеров, в чем вообще эти гиперзвуковые ракеты могут быть полезны.

— Советский Союз повелся на «Звездные войны» и в гонку вооружений втянулся. Российская пресса уверяет, что теперь американцы в панике. Но если все так, как вы рассказываете, то они ведь должны понимать, что это все или бессмысленно, или невозможно, или блеф? И не пугаться надо, а покрутить пальцем у виска?

— Что они и сделали: покрутили.

Источник – сайт «Новая газета»