Веками он хранил нас от ассимиляции

Выпьем за антисемитизм!

Один мальчик с весьма типичной еврейской фамилией – произносить ее по ряду причин не буду, назвав его для удобства просто Мишей Рабиновичем, тем более что это не так уж далеко от правды. Так вот, Миша Рабинович родился математическим гением. Ну, просто так получилось. Гениальность эта была настолько очевидной, что сомневаться в ней было всё равно, что подвергать сомнению тот факт, что Земля вращается вокруг Солнца.

И в 1980 году, по окончании десятого класса, он решил поехать поступать в Москву, в МФТИ. При этом его неоднократно и откровенно предупреждали, что евреям в этот вуз путь напрочь закрыт.

Еврейский мальчик с «хорошей» головой еще мог бы поступить в МАИ, при очевидной, как у Миши, гениальности у него даже был какой-то мизерный шанс на поступление на мехмат МГУ, но МФТИ – это был дохлый номер, и об этом знали абсолютно все. Это даже не особо скрывалось. Но Миша Рабинович был, помимо всего прочего, упрямым и самоуверенным до одури. И, похоже, верил в исключительность собственной личности даже больше, чем его мама.

Словом, он таки поехал поступать в МФТИ. Для всех, 1980 год – это, прежде всего, год смерти Владимира Высоцкого, но это был еще год Московской Олимпиады. Вступительные экзамены в московские вузы в связи с этим проводились не в августе, как во всех остальных городах Союза, а в июне, сразу после выпускных экзаменов в школе. Дабы к началу Олимпиады зачистить Москву от всех нежелательных элементов, в том числе и абитуриентов.

Рабиновича, как и других поступающих, разместили в опустевшем после скоропалительно проведенной сессии общежитии МФТИ. Первым экзаменом, разумеется, был письменный по математике. На следующий день трое товарищей по комнате в шесть утра начали будить нашего героя – дескать, вот-вот вывесят оценки, вставай!

– Дайте поспать, сволочи! Все равно у меня «пятерка»! – ответил Рабинович, который вернулся после экзамена часа в два ночи и сильно уставший, так как консультировал новых друзей-абитуриентов из российской глубинки по предстоящему экзамену по физике. Но раз его всё равно уже разбудили, Миша, ворча, поплелся с остальными к доске объявлений с результатами экзаменов. Дойдя до строчки со своей фамилией, он не поверил глазам. «Михаил Рабинович – 2 (неудовлетворительно)», – значилось на листе с результатами.

Рабинович, разумеется, подал на апелляцию. Прошла неделя – ответа из апелляционной комиссии все еще не было. Через 10 дней ему передали, что его дело находится в деканате. Еще дня через три Мише велели явиться за окончательным ответом лично к декану, которым был тогда человек с характерной фамилией Натан.

Андрей Александрович Натан начал с того, что горячо пожал Мише руку и предложил сесть.

– Я должен перед вами извиниться, – сказал он. – Безусловно, ваша работа однозначно заслуживала «пятерки». Но преподаватель, который ее проверял, увы, не смог оценить всей оригинальности ваших решений. Сейчас, к сожалению, все экзамены уже прошли, и принять вас из-за этой нелепой ошибки мы не можем. Но, послушайте, не огорчайтесь. Приезжайте на следующий год, и я вам даю свое честное слово, что именно вы будете приняты. Так сказать, в виде исключения. Надеюсь, вы меня понимаете.

Миша и в самом деле все понял. Он не стал полагаться на честное слово профессора Натана, а вернулся домой и в августе без труда поступил на механико-математический факультет университета в своём родном городе. В 1985 году он его окончил. Правда, без ожидаемого «красного» диплома: на госэкзамене по научному коммунизму ему влепили «четверку» и исправлять оценку наотрез отказались. Так что в аспирантуру ему удалось поступить только в 1988 году, а диссертацию он защитил лишь в 1991-м – имея к тому времени массу публикаций в различных научных журналах.

Почти сразу после защиты он вместе с женой и дочкой приехал в Израиль. Еще до репатриации один из профессоров Тель-Авивского университета обещал взять его к себе в постдокторантуру, но вскоре после переезда выяснилось, что бюджета у вуза на это место нет. Профессор был страшно огорчен и предложил Рабиновичу просто прочесть в стенах университета одну лекцию – в надежде, что на молодого талантливого ученого обратят внимание другие мэтры научного мира Израиля, и у кого-то найдется для него местечко. Но вышло совсем по-другому.

Сразу после лекции к Рабиновичу подошел абсолютно неприметный человек, просидевший всю лекцию с каменным лицом в последнем ряду.
– Послушайте, молодой человек, – сказал он. – Неужели вы в самом деле хотите проработать всю жизнь в университете за эту нищенскую профессорскую зарплату? Почему бы вам не попробовать поработать у нас – в концерне «Авиационная промышленность Израиля»?!

Вот так и вышло, что с тех пор и по сей день Миша работает на несколько оборонных концернов. Статей в журналах он, правда, больше не публикует, но за эти годы стал одним из главных создателей тех самых израильских беспилотников и другой военной техники, о которой говорят во всем мире, причем, сегодня, он является руководителем сразу нескольких секретных проектов.

Словом, тому, что у Израиля сегодня есть беспилотники, а Россия вынуждена их закупать у других стран, да и то, в основном, устаревшие модели, она обязана советскому государственному антисемитизму.

Потому что, поступи Миша в МФТИ, он наверняка там бы и защитился, затем стал невыездным и вынужден был бы жить и творить в Москве.

Так выпьем же за антисемитизм! За то, что, сколько бы евреи ни сделали для экономики, культуры, науки и просвещения в странах рассеяния, им всем рано или поздно напоминают о том, кто они такие.

Выпьем и за антисемитизм в прошлом – ибо на протяжении столетий он хранил нас от ассимиляции и в итоге сберёг как народ.

Выпьем и за антисемитизм современный – чем больше он будет набирать силу в университетских кампусах и на улицах разных городов, тем больше вероятность того, что живущие там талантливые еврейские мальчики и девочки вскоре появятся в Израиле, на земле предков. А уж чем заняться, им как-нибудь найдётся – в той же науке, медицине, хай-теке…

Петр Люкимсон. Израиль. 2016 г.

Источник – прислано в мессенджер моей канадской подругой